«Какой сейчас год?» — задавал вопрос в воздух специальный агент ФБР Дейл Купер в финале третьего сезона «Твин Пикса» — главного метаироничного сериала XXI века. Этот же вопрос впору задать и нам, глядя на предновогодний репертуар кинотеатров: в прокате идут «Охотники за привидениями», «Матрица» и «Человек-паук». Как будто ничего не изменилось за последние двадцать-тридцать лет. Хотя на самом деле изменилось многое. Ведь, несмотря на то что Голливуд помешан на ребутах, приквелах, сиквелах, ремейках и сиквейках (зарабатывать на оригинальных историях становится все сложнее), нет худа без добра. Новые «Охотники за привидениями», «Матрица» и «Человек-паук» — не просто продолжения прославленных кинофраншиз, но и их деконструкции, такие как и уже упомянутый третий сезон «Твин Пикса». Вместо того чтобы прилежно копировать оригинал, они разносят его в пух и прах, но иначе и быть не могло: мир не стоит на месте, люди меняются, общество и его нормы тоже, поэтому глупо было бы пытаться войти в одну реку дважды.
Главное, что объединяет эти франшизы, точнее, объединяло: они строятся вокруг концепции chosen one (избранного), часто смыкающейся с тропом «белый спаситель», на котором стоит вся христианская цивилизация. Ее суть, грубо говоря, сводится к тому, что придет белый мужчина (условный Христос) и всех спасет. В «Матрице» это был Нео (Киану Ривз), в «Человеке-пауке» — Питер Паркер, сыгранный в разное время Тоби Магуайром, Эндрю Гарфилдом и Томом Холландом, а в «Охотниках за привидениями» сразу три белых мужчины и (в качестве исключения) один темнокожий, который изначально должен был появиться на двадцатой минуте фильма, а в итоге появился на сороковой и вообще был все время четвертым лишним, пока этот косяк не исправили в мультсериале, на котором выросло поколение миллениалов. В сиквелах этих фильмов концепция избранного и клише «белый спаситель» подвергается основательной ревизии.
В «Охотники за привидениями: Наследники» главными героями становятся не взрослые, а дети (солирует внучка Игона Спенглера Фиби в исполнении Маккенны Грейс), в «Человек-паук: Нет пути домой» появляются сразу три Паучка, а «Матрица: Воскрешение» вообще отказывается от концепции Избранного, ведь этот модернистский конструкт в наше метамодернистское время выглядит слишком архаичным. Поэтому, например, в вильневской «Дюне» Пол Атрейдес (Тимоте Шаламе) протестует против своего мессианского предназначения, а Нео говорит, что никогда не верил в то, что он Избранный: в это верили его друг Морфеус (Лоренс Фишберн) и возлюбленная Тринити (Кэрри-Энн Мосс). Отказ от концепции Избранного в современном западном обществе понятен: троп «белый спаситель» выглядит слишком по-расистски, а идея мессии больше не оправдывает себя, ведь, как стало очевидно, в одиночку мир не спасти. Поэтому в «Наследниках» зумеры объединяются с бумерами, в «Нет пути домой» три Паучка встают плечом к плечу, а в «Воскрешении» Тринити подхватывает в воздухе Нео. Месседж Вачовски оказывается самым лобовым: мир спасет не Избранный, а любовь.
Второй момент — это огромное количество иронии, построини и метаиронии, которой наполнены сиквелы. Заметим, что «Охотники за привидениями» и так были комедией, но «Наследники» выглядят еще смешнее. И дело тут даже не в качестве шуток (глупо сравнивать юмор 1980-х и 2020-х годов — он разный), а в той самоиронии, которой искрится фильм Джейсона Райтмана. Скажем, в триквеле никто долгое время не вспоминает инцидент с привидениями, случившийся в оригинальном фильме в 1984 году. Начинает даже казаться, что в мире «Наследников» никто о нем не слышал, как и о самих привидениях. Но когда приходит время напомнить об этом событии, героиня Маккенны Грейс с невозмутимым видом парирует: «Это было за 20 лет до нашего рождения. Разумеется, мы ничего об этом не знаем!» Похожую уморительную сценку, но уже с реальными зумерами, можно было наблюдать в недавнем документальном фильме «Будущее» про итальянскую молодежь, которая ни сном ни духом не слыхивала о важном саммите ООН 2001 года. Вообще, подросткам свойственно думать, что до них ничего не было, поэтому им особенно легко наломать дров. Так, к слову, и происходит в новых «Охотниках за привидениями», когда Фиби вместе со своим другом-подкастером (Логан Ким) и школьным учителем (Пол Радд) случайно освобождает заточенное в ловушке для привидений зло.
Также в «Наследниках» много веселых подмигиваний фанатам: чего только стоит эпизод с маленькими зефирными человечками в супермаркете, который отсылает не только к классическим «Охотникам», но и к маленьким Эшам из третьей части «Зловещих мертвецов»! Или шутка про небинарного шумерского бога Гозера, опередившего свое время! Или сцена после титров, в которой доктору Венкману (Билл Мюррей) воздается по заслугам! В последнем случае авторы вообще пытаются примирить старую этику с новой, а с помощью дайверсити-кастинга — нивелировать ксенофобский посыл оригинала, в котором привидения были метафорой иммигрантов.
В плане юмора не отстает от «Наследников» и «Матрица», которой раньше в силу разных причин немного не доставало самоиронии. Первый час (а картина длится немалые 2,5 часа) фильм, подобно треку «Рецензия» с нового альбома Оксимирона «Красота и уродство», рецензирует сам себя, а заодно издевается над своим наследием: сложившимися вокруг франшизы философскими трактовками и фанатскими конспирологическими теориями. Чтобы лишний раз подчеркнуть, что они неважны — это кино не столько про иллюзорность бытия, сколько про побеждающую все на свете любовь. А чтобы снизить пафос этого сообщения, в ход идут самые язвительные меташтуки: кафе Simulatte, героиня по прозвищу Багз (в честь Багза Банни), герой Киану Ривза, работающий геймдизайнером и создавший культовую видеоигровую трилогию «Матрица», сатира на голливудскую систему, одержимую ремейками (как говорит бизнес-партнер Нео: «Студия сделает продолжение с нами или без нас»), а также бывший каскадер Чад Стахелски в роли иллюзорного мужа Тринити (Стахелски не только режиссер «Джона Уика», но и дублер Киану Ривза в оригинальной «Матрице»).
Такие приколы можно перечислять до бесконечности. Важно другое: откуда они вообще взялись? Почему нельзя было снять серьезное продолжение «Матрицы» или того же «Твин Пикса»? Все дело в том, что искусство сильно зависит от времени, когда оно создается. Девяностые, которые открылись «Твин Пиксом» (1990–1991) и завершились «Матрицей» (1999), были очень постмодернистским, очень циничным и очень мрачным временем. Сам вайб эпохи был продиктован эсхатологическими настроениями, страхами перед новым тысячелетием и проблемой Y2K. Это не могло не отразиться на кино, которое впитывает изменения в обществе, как губка, и острее всего реагирует на смену социального климата. Это не означает, что в фильмах не было веселья, просто оно было с кровью на руках, как в «Криминальном чтиве» (1994) Квентина Тарантино и даже в комедии «Маска» (1994) с Джимом Кэрри. Сейчас мы живем в эпоху метамодернизма, которому свойственен отказ от цинизма и черного юмора в пользу новой искренности и просвещенной наивности.
Собственно, иконическим произведением метамодерна следует назвать новую паучью трилогию Джона Уоттса. В ней можно найти как зумерскую ранимость, так и зумерскую постиронию: в отличие от трагичных героев Тоби Магуайра и Эндрю Гарфилда, Том Холланд изначального исполнял роль персонажа более комичного. Чего только стоит начало «Возвращения домой», в котором история Паучка рассказывалась с помощью практически тиктокерской видеонарезки. Однако взросление неизбежно сопряжено с трагедиями и травмами, поэтому в «Нет пути домой» Питеру Паркеру поколения Z тоже пришлось столкнуться с потерями. Вместо дяди Бена (как традиционно бывает в фильмах про Человека-паука) погибает его тетя Мей (Мариса Томей). Это поворотное событие в мире Спайдермена, которое делает из него Спайдермена. Но теперь Паркер не один. Справиться с болью ему помогают другие Пауки — Тоби Магуйара и Эндрю Гарфилда, которые попадают в мир героя Тома Холланда с помощью дыры, образовавшейся в мультивселенной. В результате такой пространственной аномалии у персонажей «Нет пути домой» появляется право на второй шанс. Паук Тоби Магуайра спасает доктора Осьминога (Альфред Молина) и Зеленого Гоблина (Уиллем Дефо), которые когда-то погибли от его руки, а Эндрю Гарфилд — подружку Тома Холланда Эм Джей (Зендая). Он успевает подхватить ее, когда она падает со статуи Свободы; то есть ему удается сделать то, что не удалось с его возлюбленной Гвен Стейси (Эмма Стоун).
Второй шанс появляется и у героев новых «Охотников за привидениями» и «Матрицы». В «Наследниках» погибшему ученому Игону Спенглеру удается попрощаться с родными и друзьями (напомним, что исполнявший его роль актер Гарольд Рэмис умер в 2014 году, а фильм посвящен его памяти), а в «Воскрешении» Нео и Тринити вновь обретают друг друга (Лана Вачовски сняла картину, чтобы справиться с болью от утраты родителей). Но «Матрица» не была бы «Матрицей», если бы не припасла еще одну фигу в кармане. Если первая часть была метафорой трансгендерного перехода, то четвертая — ироничный пасквиль на тиранию белого мужчины-продюсера. В образе главного антагониста, сыгранного Нилом Патриком Харрисом, легко увидеть как фигуру Харви Вайнштейна, так и Джоэла Сильвера — продюсера оригинальной «Матрицы», который больше не общается с Вачовски после того, как они сменили пол. В общем, эти сиквелы не паразитируют на первоисточнике, а пытаются вступить с ними в диалог. Не у всех получается одинаково удачно. Какие-то получились лучше (например, «Наследники» и «Воскрешение»), какие-то — похуже (не покидает ощущение, что «Нет пути домой» — все-таки переоцененное кино, и оно не совсем соответствует статусу иконы метамодерна, которой его провозгласили критики, зрители и кассовые сборы), но все они, безусловно, заслуживают внимания, потому что показывают, в какую сторону движется современное искусство. А оно намерено не мочить, а лечить злодеев.