Маша Рупасова: «Просто мне хотелось говорить своим голосом»

— Вас часто сравнивают с Хармсом. Вам льстит это сравнение?

— Да, очень. Потому что, когда я еще стихов не писала и мы с Максимом — моим ребенком — только читали их, то Хармс был в обязательной программе: утром, днем и вечером. То есть, если я кого-то очень сильно люблю в детской литературе, то это, конечно, Хармс.

— Кто еще повлиял на становление вас как детского поэта? Что стало триггером?

— Я даже не знаю, это произошло слишком быстро. Ни малейшего интереса к стихам я не проявляла и не испытывала. Нет, конечно, читала, как и все, но никогда ничего не писала и, наверное, больше всего повлиял ребенок. Как-то он очень сильно меня изменил в первые полгода моего материнства, и, видимо, открылась какая-то поэтическая жилка. Я очень дорожила материнством, потому что мы усыновили Максима, когда мне было 35, взрослая женщина. Я, конечно, не представляла, как это будет на самом деле, но иллюзии у меня были прекрасные. Когда мы пережили непростой период притирки и полюбили друг друга по-настоящему, я сосредоточилась на приятных вещах. Начала осознанно и внимательно выбирать ребенку книги. И поняла, что мне нечего ему читать. Был Хармс, который звучал приблизительно так, как мне казалось правильным, но все остальные стихи не подходили — не потому, что они были плохи. Просто мне хотелось говорить с сыном своим собственным голосом. Вот и пришлось писать стихи самой.

— Вы сейчас сказали о разговоре собственным голосом. О чем же говорит Маша Рупасова?

— Ой, вот вопрос «Что хотел сказать автор?» для меня самый таинственный. У меня есть смутные подозрения, что автор хотел сказать: детство — это здорово, и у тебя внутри обязательно сохраняются теплые моменты, куда ты раз за разом можешь возвращаться, став взрослым.

— А есть что-то, о чем вы не готовы говорить? Запретные темы? Табу?

— Табу нет, но есть темы, о которых я бы писала с большей осторожностью. Например, я бы достаточно аккуратно писала о патриотизме, потому что это чувство легко закричать и зашуметь.

— Вы сейчас живете в Канаде, чувствуете ли вы влияние другой культуры на жизнь? Не истончается ли связь с Россией?

— Связь не истончается и не крепнет, она трансформируется. Лицом к лицу лица не увидать, и то, что раньше я воспринимала как должное — скажем, Кремль, — теперь видится волшебной сказкой. Канада на меня повлияла, но это скорее влияние этическое, нежели культурное. Там начинаешь к самым разным людям относиться с одинаковым уважением, потому что это политика государства. Поэтому сейчас я могу отнестись с уважением к людям, позиция которых меня очень сильно раздражает. Причем я не имею в виду политическую позицию. Например, кто-то любит шансон, и, если раньше при звуках шансона я могла пробить головой крышу такси, то теперь воспринимаю как явление, к которому должна отнестись с терпением и пониманием, потому что человек сделал свой эстетический выбор. Деваться некуда, он такой же человек, как и я, он имеет право.

— Чувствуете ли вы, что какие-то слова и языковая реальность ускользают из-за того, что вы живете в другой стране?

— Ускользает непосредственное общение с языком. Для меня русский язык всегда был одним из главных действующих героев моей жизни. Язык постоянно с тобой общается через продавцов, соседей, таксистов и обрывки случайных разговоров. И ты сам являешься продуктом этого языка. В этом плане языка не хватает. Вероятно, я не во всем успеваю за языком, но не думаю, что на мое творчество это влияет отрицательно, так как детская поэзия достаточно консервативна и мы не можем вворачивать туда новояз, например, «винишко-тян».

— Для кого нужны иллюстрации в книгах для самых маленьких? И нужны ли?

— Хороший вопрос. Годовалый, скорее всего, будет цепляться глазами за цветовые пятна и линии под аккомпанемент материнского голоса. Не знаю, как это воздействует на детей. Наверное, с картинками проще удержать ребенка на три секунды в неподвижном состоянии. Думаю, что это классическая форма, книга с картинками и стихами. Тандем «писатель + художник» работает на передачу впечатления — и получается совместное произведение искусства. (Смеется.)

— Были ли у вас принципиальные расхождения с иллюстраторами книг?

— Нет, я выбирала иллюстраторов, рисующих в том настроении, в котором хочется видеть книжку. Единственный раз попросила перерисовать иллюстрацию в самом первом сборнике «С неба падали старушки». Стихотворение «Куличики» располагалось на одном развороте, и на картинке получилось нагромождение текста и деталей. А само стихотворение про очень безлюдный пляж и океан, и мне там виделись простор и пустота. Юля Сомина — иллюстратор — организовала мне эту пустоту, и в итоге стихотворение заняло не один разворот, а два.

— Необходимо ли начинающему писателю заниматься самопродвижением или стоит жить по принципу «Никогда ничего не просите»?

— Это зависит от отдельного автора. Мне повезло: из блогера я выросла в читаемого автора. Думаю, что специально «продвигать себя» у меня не получилось бы. Изначально я общалась в «Живом журнале» и, конечно, не сочиняла никаких стихов, а была обычным бытописателем. Там собралась аудитория, которая частично перешла со мной в фейсбук. Я писала что взбредет в голову. Начались стихи — стала постить и стихи. И когда я пришла к издателю, то у меня уже имелся пул лояльных читателей. Наверное, любая стратегия хороша, если она для вас естественна.

— Следите ли вы за творчеством ваших коллег по поэтическому цеху?

— Обязательно. Всех читаю, все книги, которые мне не дарят, покупаю. Мы очень плотно общаемся, причем не на тему литературы, а на тему событий обычной, бытовой жизни. С большим удовольствием дружу с поэтической тусовкой. Я страшно благодарна Марине Бородицкой, которая меня очень здорово поддержала в начале пути. Я считаю ее своей крестной феей. Я спросила у Марины Яковлевны разрешения — могу ли я вообще упоминать ее участие в моей судьбе. Не хочется примазываться к известным людям. Но Марина Яковлевна сказала, все в порядке, упоминай на здоровье. Так вот Марина Яковлевна взяла меня как-то на семинар молодых детских поэтов. Протащила практически контрабандой, невзирая на мой преклонный возраст. Там я познакомилась с поэтессами Юлей Симбирской, Настей Орловой, Любой Глотовой, Настей Строкиной.

— А вы на сегодняшний день чувствуете себя поэтом, который «памятник себе воздвиг нерукотворный», или тяготеете к ответу: «Да, иногда пишу, нет-нет, я не поэт»?

— Да, я как раз из второй категории. Люди, у которых синдром самозванца. Несколько дней назад была встреча в Доме книги на Новом Арбате — и потом администрация сказала, что у них «никогда не было такого аншлага, и приходите к нам, пожалуйста, еще». Когда я увидела огромное количество людей с детьми, мне стало неловко, словно я заняла чье-то место. Час читала стихи — и взрослые, и дети смеялись и хлопали, а у меня было ощущение, что меня с кем-то перепутали. Пока не получается присвоить успех.

— Есть Маша-поэт, а существует ли Маша-прозаик?

— О да. Я не позволяла себе писать прозу, потому что считала, что для этого нет специального образования. А потом сообразила, что у меня и поэтического образования нет, а как-то справляюсь же. Окрыленная этой мыслью, я села и написала половину книги. Это будет сказочная проза для детей шести-восьми лет. Плюс во время встречи попробовала еще одну книжечку на детях. Это короткие сказочные рассказы, ориентированные на детей трех-четырех лет. Там очень много абсурда — все как мы любим, и ее приняли очень хорошо, поэтому сейчас я отважно отправлю текст издателю.

— Сейчас есть тренд на раннее развитие ребенка. Как вы считаете, действительно ли «после трех уже поздно» или это всего лишь мода?

— Вся история с ранним развитием — это способ мамы не сойти с ума в первые три года жизни ребенка, пока она сидит с ним дома. Поэтому если маме это помогает не спятить, то ради бога. Однако ставить двух-трехлетнему ребенку какие-то академические цели я бы не стала. Чувство меры — наше все. Сама я азартно развивала Макса где-то с года до двух, потом мы переехали в Канаду — и эта тема временно наскучила. Через год обратила внимание, что сын прекрасно развился сам, хотя я не раскладывала перед ним все эти карточки-буквы-счетные палочки. На мой взгляд, для гармоничного развития ребенку требуется, чтобы мама была в нормальной физической и психической форме. Пока ребенок мал, усилия семьи должны быть направлены на то, чтобы маме было как можно легче — морально, эмоционально, физически. Я сторонник этого взгляда. Недавно читала интервью мамы Илона Маска, в котором она сказала, что ее главный совет по воспитанию — это будьте счастливы и занимайтесь любимым делом.

— Является ли технический прогресс угрозой чтению или все крики «дети совершенно не читают» напрасны?

— В свой прошлый приезд была на форуме, где присутствовали профессионалы, связанные с детским чтением. Они сказали, что подобные крики не имеют под собой оснований. Дети из читающих семей как читали, так и продолжают читать. Наверное, способ проведения досуга передается от поколения к поколению. Конкуренция чтению велика — это круглосуточные каналы с мультфильмами, YouTube с блогерами и распаковкой подарков, видеоигры, но дети все равно продолжают читать. Вижу по своему ребенку — везде берет книжку с собой и, если ему скучно, то он открывает книжку. И мне кажется, что необходимы разумные ограничения экранного времени, чтобы мозг «не залипал». Важно, чтобы ребенок делал какое-то усилие для добывания информации.

— А электронные книги и устройства для их чтения? Их надо ограничивать или если читаешь, то ограничений нет?

— Сложно сказать, здесь более опытные родители авторитетнее прозвучат, потому что у сына пока только бумажные книги. Наверное, я бы ограничивать не стала — себя бы для начала ограничить. (Смеется.)

— И последний вопрос: какой бы совет вы дали себе десятилетней?

— Когда мне было десять лет, мои родители разводились — и это был тяжелый период. Тогда мне бы пригодился какой-то совет, но я до сих пор не знаю, что надо делать, когда родители разводятся. Я бы просто сказала себе, что все будет хорошо, хотя и нескоро. Но обязательно будет.