Что пишут критики про «Зеленую книгу», «Море соблазна», «Красивого мальчика» и «Холмса & Ватсона»

«Зеленая книга»

Станислав Зельвенский, «Афиша-Daily»:

«Чем уродливее общество, тем красивее на этом фоне отдельные люди, и «Книга» — прямолинейный, превосходно сделанный, в лучшем смысле попсовый гимн человеческому достоинству и человеческой эмпатии. Фильм, конечно, никого всерьез не обличает: он льстит нам как виду — и так умело, что ему невозможно, не хочется сопротивляться.

«Книга» неспроста напоминает о лучшей работе Фаррелли, «Тупом и еще тупее» — тоже дорожной комедии, в которой мужская солидарность и открытость миру торжествовали над ограниченностью и предрассудками, а если и проигрывали, то не обидно.

Тогда, в 90-е, простое, но безотказное духоподъемное кино считалось фирменным блюдом Голливуда в его, скажем так, призовом сегменте, и от него подташнивало. Двадцать лет спустя выясняется, что делать его, в общем, разучились, и редкие удачные попытки теперь вызывают какое-то невероятное умиление — как вот этот фильм Фаррелли. Вдобавок он еще и оказывается почти дословным ремейком «Самолетом, поездом, машиной». Гоните ваши «Оскары».

Антон Долин, «Медуза»:

«Может показаться, что Фаррелли ломится в открытую дверь. Расизм, говорят, сегодня искоренен не только на юге США, но даже на премии «Оскар». Неужто снимали кино только для того, чтобы заработать денег и премий, сыграв на общественно одобряемой теме? Однако в «Зеленой книге» спрятана одна мысль, которая позволяет отделить ее от массива гуманистичных голливудских манифестов о равенстве и толерантности. Ключом, соединяющим простака Тони с рафинированным доктором Ширли, становится музыка. Водитель впервые испытывает симпатию к своему пассажиру, услышав, как тот играет. Тот, в свою очередь, узнает от Тони о рок-н-ролле и соуле, которые ему были до тех пор незнакомы. Вероятно, будь Дон юристом, медиком или ученым, сюжет бы не имел шансов сложиться.

Язык искусства — универсальное средство связи, налаживающее контакт даже там, где на него нет ни малейшей надежды.

Музыка — великий утешитель, позволяющий хотя бы на время концерта забыть о ненависти и презрении...».

Наталья Серебрякова, «Искусство кино»:

«Один из них черный, второй — белый. Давайте посадим их в автомобиль и посмотрим, как они подружатся. К сожалению, расизм — такая тема, что невозможно на ней не спекулировать. Если черный и белый мужчины в конце подружились, кажется спекулятивным сам факт тех преград, которые стояли до этого между ними.

Если черный и белый мужчины вместе победили расизм — еще хуже: сколько можно спекулировать на расистской тематике в XXI веке?

Но получается, что в эпоху Трампа такие настроения вполне «оскароносны». В прошлом году одним из лауреатов «Оскара» (лучший оригинальный сценарий) стал хоррор Джордана Пила «Прочь» о том, какие неврозы преследуют чернокожих людей. В этом году ирония и вовсе неуместна: академики собираются наградить картину, в которой итальянец на голубом глазу учит афроамериканца есть жареную курицу».

Алексей Филиппов, kino-teatr.ru:

«Ник Валлелонга писал «Зеленую книгу» со слов отца – как понятно из фильма и прозвища, мастака приврать (кстати, он засветился в «Cлавных парнях» и прочей криминальной классике). Там, разумеется, не было никакой дружбы, никакого прозрения (Ширли «Болтуна» благополучно уволил), да и сам музыкант не был таким наивным и оторванным от жизни, как его изображают в фильме. Иными словами, потенциально оскаровский сюжет на 70% состоит из откровенной брехни, что душеспасительным и духоподъемным историям вообще свойственно. В рамках художественной задачи это, вероятно, не смертельно, но осадочек остается (Махершала Али поспешил извиниться перед родственниками Дона Ширли, которые «обнаружились» только после премьеры фильма)».

Муслим Камалов, «ПАИ»:

«Тони и Ширли, как и во французской комедии «1+1» (неким «перевертышем» которой и выступает «Зеленая книга»), в конечном итоге найдут общий язык и дополнят недостатки друг друга. Есть одна забавная теория, которая прослеживается в фильме. Она заключается в том, что Ширли выступает здесь в образе, своего рода, высоколобого режиссера, для которого простота в творчестве и жизни — немыслима, равносильна смерти. Тони же, напротив, — постановщик фильмов более «низких жанров», который в диалогах с Ширли пытается донести мысль о том, что гениальное порой заключается именно в простом, и не всегда нужно высоко задирать нос. Иногда можно и вовсе подурачиться: покидать из окон машины мусор и есть курицу из KFC руками, в этом нет ничего зазорного и криминального.

Именно такой и вышла картина любителя подурачиться Питера Фаррелли — образчиком хорошо забытого классического Голливуда, незатейливой и скромной драмой, в то же время претендующей на всенародную любовь.

Такая же судьба постигла в свое время и «Три билборда на границе Эббинга, Миссури», и «Книга» вполне способна ее повторить».

«Море соблазна»

Станислав Зельвенский, «Афиша-Daily»:

«Оказывается, что это не столько пародия на «Леди из Шанхая», сколько привет каким-то более современным авторам — Нолану, может, или Шьямалану, картина с секретом. Зачем в эти сомнительные игры разума понесло Стивена Найта, пожилого, уважаемого, хотя и неровного, британского сценариста и иногда режиссера («Эффект колибри», «Лок»), который написал и снял «Море», — бог весть. Но это, конечно, была ужасная ошибка.

От уверенности, с которой сделан тот же «Лок», не осталось и следа.

Найт начинает выкладывать свои козыри уже к середине недлинного фильма и неосторожно засвечивает при этом все те, что еще остаются у него на руках. И к моменту в финале, когда приходит время открываться и он радостно ерзает на стуле, мы давно знаем не только какие у него карты, но и насколько они смехотворно слабые. Неловкая, обидная ситуация, какие-то поддавки».

Денис Виленкин, «Посткритицизм»:

«Найт в своих водных метафорах не пытается достать со дна истории кино классические схемы неонуарных сюжетных конструкций, разбросанных там классиками жанра. Мир Стивена Найта в «Море соблазнов» своими конспирологическими корнями напоминает мир Дэвида Роберта Митчелла в фильме «Под-Сильвер Лэйк». В последнем, Эндрю Гарфилд вопросительно таращил глаза в одной большой метамодернистской игре смыслов, также беспрерывно находясь на измене. Бэйкеру Диллу (МакХонаки) предстоит пройти путь из интриг и соблазнов, заявленных в названии российским прокатчиком.

Вопреки правилам нуара, соблазн здесь не женщина, богатство и власть, а возможность увидеть родного сына.

“Море” в чем-то новаторский проект, noir-apres noir, захлебывающийся от невозможности автора сказать новое слово в жанре. Смиренное чувство рыбака в ожидании лова. История одного безумия, появившегося в обретении “безмятежности”, выраженной в оригинальном названии — «Serenity». Финальная точка принятия собственного помешательства. Укол нейролептиком».

Дарья Лошакова, «Weburg»:

«Найт вложил сюда очень много тем: и рыбалку, и любовь, и домашнее насилие, и Ирак одним боком, и разрушенную семью, и убийство, и битву с прошлым — и все должно было выглядеть круто, стильно и концептуально, а вышло чрезмерно, запутано, с твистами ради твистов. Поэтому и в прокат фильм вышел довольно незаметно, равно как и уйдет из него спустя пару недель: непонятно, для кого он создан и о чем рассказывает. <…>

«Море соблазна» — пример того, как сначала придумывается хитрый ход, а затем вокруг него начинают создавать сюжет.

Вроде и кино-то неплохое, и актеры отличные, и локация 10 из 10, Найт сам придумал историю, только вот не придумал, что с ней, в конце концов, делать. О чем она будет рассказывать, чем цеплять, о чем заставлять думать?! Перемудрил, одним словом. Слишком много смыслов породило бессмысленность».

«Красивый мальчик»

Станислав Зельвенский, «Афиша-Daily»:

«Из достоинств картины — ее сдержанность: Грунинген достаточно уважает собеседника, чтобы не истязать его рвотой, язвами и крупными планами исколотых вен, которые и так не сложно представить. Это чистенький, солнечный фильм, и Шаламе даже в худшие свои периоды выглядит разве что чуть более тощим, чем обычно. В то же время почти журналистская (неслучайно, очевидно) невозмутимость, с которой нам рассказывают про вред наркотиков, играет и против «Мальчика»: в таком режиме сложно почувствовать что-то кроме вежливого интереса».

Мария Кувшинова, «Киноафиша»:

«В «Красивом мальчике» почти нет событий; мы заранее знаем, что не будет и трагедии, что оба героя выживут, и этот фильм — экранизация скорее переживаний и чувств. Ван Грунингена всегда интересовала семья — одновременно хрупкая и устойчивая структура — перед лицом испытаний (в «Разомкнутом круге» пара переживала тяжелую болезнь маленькой дочери).

Он никогда не стеснялся для создания настроения использовать музыку, много музыки — и отдельные эпизоды картины напоминают музыкальное видео, в котором три минуты звучания мелодии отмеряют несколько месяцев или лет.

Когда-то, двадцать пять лет назад режиссеры датской «Догмы» во главе с Ларсом фон Триером провозгласили саундтрек средством манипуляции. Но ван Грунинген знает, что наши воспоминания синхронизированы с запахами и звуками, и что музыка может рассказать о происходящем с человеком больше, чем драматургические ходы и диалоговые листы».

«Холмс & Ватсон»

Нина Цыркун, «Искусство кино»:

«Судьба плохих фильмов неисповедима. Бывает, что они попадают в категорию «так плох, что уже хорош» или «так безобразен, что уже прекрасен», а потом становятся культовыми. Как, например, «Комната» Томми Вайсо, эта картина прошла джентрификацию и достигла культового статуса благодаря безыскусной наивности автора-дебютанта, искренне верившего в осмысленность своей скромной постановки.

Здесь же безысходно наивен только доктор Ватсон, а его полномочия в фильме ограничены.

Но Этан Коэн не страдает ни наивностью, ни скромностью, с его-то послужным списком, особенно в сценарном деле, с его пристрастием к политизации. Он, как я понимаю, замахнулся на комическую аллюзию к истории с брекзитом, а в переформатировании славного образа миссис Хадсон (Келли МакДональд) — на пародирование амбиций неофеминисток, но скудость средств скомпрометировала замах. Так что вряд ли его «Холмсу и Ватсону» светит удача «Комнаты».

Сергей Синяков, «Сеанс»:

«Верить, как известно, нельзя вообще никому, и заокеанским критикам в частности. «Холмс и Ватсон» десантировался в американский прокат аккурат 25 декабря и если кого из коллег и порадовал, то тем разве, что позволил окончательно определиться с выбором худшего фильма-2018 (а также — автоматом — худшей экранизации Конан Дойля). Пошло, телеграфируют, не смешно, утомительно и никому не нужно, несвоевременно, больно глазам. Но как дембель не смеется в цирке, так и кое-что свое знает о болевом пороге российский обозреватель, который под конец года оказывается жестко спеленут колючей празднично-патриотической сеткой всего двух релизов — «Елками последними» и «Тремя богатырями». Ну ёлки.

Жизнелюбивая комедия Этана Коэна стала бы идеальным альтернативным вариантом каникулярного кино-досуга, как по маслу войдя в прокатный промежуток малый, но не растеряла свежести и поныне.

Как и многие примечательные произведения, фильм вырос из скетча в шоу «Субботним вечером в прямом эфире». С распространенной проблемой «хороша шутка на три минуты, но хватит ли запала на полтора часа» картина, пускай иной раз поднатужившись, в целом справляется».