«Достать ножи»
Станислав Зельвенский, «Афиша-Daily»:
«Вместо того чтобы разложить цепочку непонятных событий, которые в конце вдруг объяснятся единственным рациональным образом, или переводить подозрения между персонажами, Джонсон просто, не торопясь, открывает одну свою карту за другой, пока они не кончатся — как в обыкновенном триллере.
При этом подлинное напряжение появляется тут довольно редко.
По мелочам многое сделано неаккуратно (допустим, почему почти на весь фильм забывают про домработницу? или зачем вообще в фильме появляется жена Уолта?). А правда характеров полностью подменена политикой. Какая разница, кто именно окажется виноват, если богатые белые виновны априори, а бедная иммигрантка — наоборот. Убийца — Трамп. Допустим, но тогда это дело даже не на трубку, а максимум на затяжку».
Алексей Филиппов, «Искусство кино»:
«Эта шахматная расстановка наводит на мысль, что в декорациях олдскульного детектива Райан Джонсон насмехается над богатой белой Америкой и ее страхом перед феминизмом и мигрантами, которые не развращены деньгами и властью (но наверняка хотят заполучить и первое, и второе). Однако смысловая конструкция более сложна и детализирована: в доме Харлана Тромби, как и в давно застывшем на месте почтенном литературном жанре, запечатлена история США».
Гордей Петрик, «Кино-ТВ»:
«Режиссёр фильма «Достать ножи» Райан Джонсон — антитрампист, но влюблён в крайне правую массовую культуру, пришедшуюся на его детство, — в рейтинговые сериалы и кассовые кинохиты, в бульварную литературу и супергеройские комиксы по полтине. Эта культура, в отличие от сегодняшней, была полна всего патриархального — от вполне обыденного расизма до мизогинных, как сейчас бы сказали, шуток. Она частенько (как, например, франшизы «Рэмбо» и «Жажда смерти») пропагандировала национализм, учила защищать семью и частную собственность с винтовкой через плечо и вставать на защиту родины от кого бы то ни было, когда она от тебя этого потребует. Корень проблем культура находила в излишней демократичности — том же мультикультурализме. «Спасатели Малибу» транслировали то, что сегодня окрестили бы токсичной маскулинностью, а «Команда А» оправдывала Вьетнам.
Кино — штука всегда политическая (всем, кто не верит, книжка Трофименкова в руки). Но это ли оставляет отпечаток на детской памяти?
Выросши, в фундамент всех своих фильмов, начиная с дебюта, Джонсон привычно закладывал американский киноканон, построенный, как известно, на патриархальной модели общества. Сформировавшись как автор, он возвеличил миф об ушедшей Америке в восьмых «Звёздных войнах» — франшизе, которая, в противовес многим прочим, практически не изменилась согласно новой повестке. Критика хвалила их за следование традициям классического Голливуда и, в общем, франшизы».
«Холодное сердце-2»
Алиса Таежная, «Афиша-Daily»:
«Уже первая часть «Холодного сердца», попадавшая в возрастные рамки 6+, посылала сигналы «взрослым здесь не место». Благолепие Эренделла, бархатные отношения внутри королевской семьи, жители города с раздражающими улыбками, а главное — песни с мелодиями и текстами в стиле певицы Максим — топили зрителей в сказке, как витрины магазинов в сезон предновогодних распродаж. Во второй части добропорядочные сестры становятся еще невыносимее.
Эльза берет каждую новую высоту как олимпийская фигуристка-вундеркинд, Анна носится за ней по пятам.
Невразумительный жених Анны похож на картофелину и пошел характером в плохо придуманного героя русских былин. Происходящее с переменным успехом спасают северный олень и снеговик: оба отыгрывают самые выразительные музыкальные номера и смешат зрителей, когда сестринская любовь становится нестерпимо слащавой».
Надя Франк Бауман, «Кимкибабадук»:
«Холодное сердце 2» не просто амбициозный капиталистический проект, оказавшийся слабым по содержанию. Он двуличен. Он использует репутацию оригинала, чтобы впарить нам историю с белыми нитками в сценарии и с филигранной работой вокруг проблемной темы. Если внезапная феминистская оптика в «Суперсемейке 2» и «Истории игрушек 4» отрабатывает общественный заказ на женские истории, то «Холодное сердце 2» отрабатывает заказ на картину мира, в которой можно порицать колонизаторское прошлое, но ничего не менять в привычном укладе жизни, чтобы хоть как-то исправить вред».
Дина Ключарева, «Wonderzine»:
«Ещё один камень преткновения — облик героинь. Если круглосуточные смоки-айз Эльзы и пышные платья, которые никогда пачкаются, ещё можно пережить — ладно, мы в сказке, сделаем допущение, — то талии принцесс окружностью с монетку и сапоги на высоких каблуках, в которых они отправляются в опасный поход по горам, лесам и ледникам, принять решительно невозможно.
Даже чопорная герцогиня Кэтрин при необходимости надевает резиновые сапоги — так почему же сказочных принцесс не могут снабдить хотя бы удобными ботинками?
Возможно, этот мультфильм и избавлен от «устаревших культурных стереотипов», но старомодных представлений об идеальной женской внешности в нём всё ещё предостаточно».
«Атлантика»
Наталья Серебрякова, «Афиша-Daily»:
«Мати [Диоп] начинала как актриса, в 2008 году сыграв главную женскую роль у Клер Дени в «35 стопках рома». Затем она сняла несколько короткометражек, одна из которых так и называлась «Атлантика». То была документальная зарисовка о моряке, рассказывающем у костра истории о дальних плаваниях в поисках лучшей жизни. Еще Диоп сыграла секс-работницу у Антонио Кампоса в фильме «Саймон-убийца», а также снялась в камео у своего друга Матиаса Пинейро. Забавным был момент, когда на Виеннале режиисер Пинейро попросил Мати представить свой фильм, и она все пять минут на сцене рассказывала только о себе. Так что амбиций этой бойкой афрофранцуженке не занимать. Но удивительно, что она отнюдь не поверхностна, умеет выстроить интригу и заставить рукоплескать каннскую публику».
Антон Долин, «Медуза»:
«Суть метода Диоп — в сочетании несочетаемого. Городской пейзаж Дакара, около портовой зоны которого разворачивается действие, индустриально захламлен и уныл, но изобретательная камера оператора Клер Матон превращает его в иную планету, окрашенную неправдоподобными цветами или утопленную в мистическом тумане.
На берегу красуется космического вида небоскреб, который постановщица придумала и нарисовала специально для фильма (планы постройки такой башни в Дакаре и правда были, но ничем не кончились).
А вот трудящиеся на лесах рабочие-муравьи сняты на настоящей стройплощадке, и они здесь — важнейшие персонажи. В первой же сцене прораб отказывается платить им жалование за три месяца, те в знак протеста оставляют работу и отправляются куда глаза глядят. Как выясняется вскоре, в далекое опасное плавание на утлом суденышке — в желанную Испанию через ту самую Атлантику, что вынесена в заголовок. Диоп переводит камеру на бесконечно красивую и безразличную к человеческим невзгодам водную гладь».
Алиса Таежная, «The Village»:
«Поразительно, как при абсолютно банальной завязке сенегалке Мати Диоп удается снять самобытное кино, которое так легко было бы обвинить в эксплуатации социальных тем и местечковости. Это кино работает против логики и берет в заложники образами — за это фильм, вероятно, и получил Гран-при на минувших Каннах. Палитра бледных цветов «Атлантики» передает зыбкость истории — сдавленное сердце главной героини, мифическую природу любви, неизвестное будущее черной Африки. Заколдовывающий видеоряд сопрягается больше с музыкой, чем со словами: саундтрек «Атлантики» работает на полное погружение в жизнь неведомого края, где нет места само собой разумеющемуся, но остается лакуна для мистического».
«Большая поэзия»
Евгений Ткачёв, «Афиша»:
«Действие «Большой поэзии» происходит в Подмосковье, городе Железнодорожный, а вот, например, в недавно стартовавшей русской версии «Во все тяжкие» — вообще в Уфе. И там, и там женщины — либо покорные, либо меркантильные, либо развращенные особы (тут есть, как говорится, над чем подумать).
Впрочем, каждый имеет право снимать свое искусство, каким бы архаичным оно не выглядело на взгляд прогрессивной публики.
А «Большая поэзия», надо признать, снята на редкость нескучно: там есть нерв, саспенс, своя правда суровой провинциальной жизни, максимально обостренный конфликт. Другое дело, что ей, быть может, не хватает ума. Тот же С.Крейг Залер в «Закатать в асфальт» гораздо тоньше, мудрее и виртуознее высказался о кризисе классической маскулинности. Но это все придирки, а пока встречаем колючую, неприятную, неудобную и неожиданно крутую для наших широт криминальную драму, от которой чем дальше, тем больше летят искры».
Ольга Касьянова, «Кино-ТВ»:
«Сценарий фильма, который сейчас уже активно называют «поколенческим высказыванием», впервые был сформирован аж десять лет назад, под другую войну и с героями другой декады рождения, что заметно. Однако позиция Лунгина философская: на самом деле, ничего не меняется, это одни и те же войны и люди — «не жертвы, но господа войны» (эта формулировка — отрезвляющая ответочка режиссера для тех, кто уже успел поблагодарить фильм за изображение ПТСР), и всё это, как шум на Садовом кольце, — привычный, никогда не прекращающийся гул.
Возможно, поэтому брутальная мировая тоска паренька, который по вечерам бьет грушу, не вынимая из зубов красивой сигареты, так мало отличается от тоски каких-нибудь героев Ремарка.
Именно это нежелание опускаться до деталей, до крохотных изменений по обочинам сути, эта жёсткость ревизии маскулинности, которая быстро превращается в отказ от любой ревизии, кажется мне бедой фильма, от которой не знаешь — то ли пугаться, то ли смеяться».
Зинаида Пронченко, «Искусство кино» (рецензия в стихах):
Короче, город Железнодорожный.
Пацанов зовут Витя и Леха.
Им не живется, как всем.
Они не вернулись с войны.
Поэтому кончится фильм плохо.
И дело не в рифмах.
Не то поэзия, что складно.
А то, что посылает смерть нах.
Россию, с Мельвилем в голове, снимать трудно.
Разглядывать тут нечего.
Эстетизировать тоже.
Неважно, одеколон или двойной бурбон
В горле колом.
Поэтому и сны о России всегда о чем-то большем.
Личное здесь уступает место страноведческому.
Человек теряется в бескрайнем пейзаже.
Будь то степь или лес многоквартирных бараков.
А значит, не начать рассказ про «дикую банду».
«Ирландец»
Станислав Зельвенский, «Афиша-Daily»:
«Все это в любом случае второстепенно рядом с подлинным достижением Скорсезе, который сумел, с одной стороны, убедительно откатиться по собственной карьере на четверть века назад, а с другой — сделать фильм именно стариковским в наиблагороднейшем смысле слова. «Ирландец» — элегия гангстерскому эпосу, в которой жанр на прощанье словно выпотрошен изнутри.
Фирменные приемы Скорсезе — стоп-кадры, закадровые монологи и так далее — вроде на месте, и есть гениальные комические моменты, но чем дальше, тем больше в фильме воцаряется похоронная строгость.
Действие подменяют диалоги, состоящие из многоэтажных эвфемизмов, скрывающих — не столько от прослушки, сколько от собственной совести — подлинные интересы собеседников. Де Ниро прекрасен, Пачино великолепен, но лучше всех двадцать лет фактически просидевший на пенсии и играющий, в отличие от коллег, против стереотипа Джо Пеши, который ни разу не повышает голос, но оказывается самым зловещим из героев».
Антон Долин, «Медуза»:
«Мигрируя от легкомысленного юмора к тяжеловесной католической назидательности (в этих сценах «Ирландец» неожиданно смыкается уже не со «Славными парнями» или «Казино», а с недавним «Молчанием»), избегая любой зрелищности в сухих и кратких сценах насилия, иногда замененных всплывающим над головой персонажа титром — «был убит в 1979 году тремя выстрелами в голову», — фильм доводит главного героя не просто до краха и одиночества, но до полного обессмысливания всего, к чему он стремился. Традиционным наказанием для гангстера в кино была финальная, более или менее красивая, гибель, а Фрэнк Ширан приговорен к жизни. Его единственные молчаливые обвинители не родственники жертв или бывшие друзья, а собственная семья, ради предполагаемого блага которой он совершал убийства. Его главное наказание — его безнаказанность».
Татьяна Алёшичева, «Кино-ТВ»:
«Долгожданное новейшее творение Скорсезе выглядит даже не как вчерашнее, а как позавчерашнее кино: Голливуд уже не тот, и в нём, по иронии судьбы, больше нет места подобным фильмам, некогда составлявшим его славу, и неслучайно он нашёл пристанище на «Нетфликсе». И это кино из прошлого сделано таким совершенно осознанно. Свидетельством тому эпизод, где молодая медсестра, приходящая к Ирландцу в доме престарелых, признаётся, что понятия не имеет ни о каком Хоффе.
Старые времена, когда влиятельные главы мафиозных фамилий мерялись авторитетами и назначали будущих жертв за неторопливой беседой о качестве оливкового масла, ушли навсегда.
Они ушли уже тогда, когда Буфалино ещё казалось, что он владеет миром, — а «молодая шпана» убивала уважаемых людей на глазах их семей — это же позор! Disgraziato! И это не просто гангстерский эпик — это кино о времени: о том, как оно проходит, уходит, утекает прямо на глазах. «Ваш адвокат мёртв, мистер Ширан!» — скажут престарелому Ирландцу агенты ФБР. «И кто его убил?» — вскинется тот по старой памяти. «Никто. Его убил рак». За кадром играет блюз и джаз, а «кино снимает смерть за работой», как когда-то сказал Кокто».
Татьяна Шорохова, «Кимкибабадук»:
«Фильм о гангстере-неудачнике, который в конце жизни пытается «улучшить» свою репутацию и сочиняет байки о причастности к одному из самых громких дел в американской истории, стал бы отличной комедией братьев Коэнов. Скорсезе же сводит своего «Ирландца» к размышлению о смерти, приглашая поговорить о ней своих друзей Де Ниро, Пеши и Кейтеля, а также Пачино, с которым он раньше не работал.
Многим зрителям понравится эта медлительная и неторопливая работа, столь нехарактерная для современного кинематографа. Но думается, что попытка режиссера подвести черту под собственными гангстерскими фильмами не выдержит проверку временем, поскольку поезд Фрэнка Ширана ушел почти двадцать лет назад.
Пытаясь вернуть его в 2019-й, Скорсезе делает очень сентиментальный (и очень дорогой) жест, пробуждая зрительскую ностальгию по голливудским бандитским сагам. Что ж, это было замечательное время, но мы, пожалуй, пойдем дальше».
Евгений Ткачёв, «Афиша»:
«Стоит предупредить, что по темпоритму, структуре, диалогам, неспешному развитию событий это очень архаичное, старомодное кино с фирменным скорсезевским трагическим (даже в детских фильмах) мироощущением. Сейчас таким лентам не место в кинотеатрах, поэтому «Ирландец» симптоматично вышел на стриминговом сервисе Netflix, который отвалил за картину рекордную для себя сумму в 150 миллионов долларов (говорят, впрочем, бюджет разросся и вовсе до 200 миллионов).
Весомая доля этих денег ушла в омоложение актеров на экране — и это, пожалуй, самая спорная часть фильма: местами «Ирландец» похож на цирк с накладными носами. Но если закрыть глаза на этот омолаживающий CGI, то вы увидите — нет, не шедевр, но очень хорошее кино, которое особенно зайдет поклонникам Скорсезе.
Это итоговое, важное авторское высказывание, смысл которого сводится к тому, что если «Славные парни» и «Казино» были контрольным выстрелом в голову гангстерской драмы, то «Ирландец» — последний гвоздь в крышку гроба».