Что пишут критики про «Человека, который удивил всех», «На границе миров» и «Лоро»

«Человек, который удивил всех»

Максим Сухагузов, «Афиша-Daily»:

«Поскольку герой Цыганова переодевается в женщину не потому, что он перед смертью вдруг нашел себя, а для того, чтобы выжить, то этот ЛГБТ-образ нужно считывать не как банальный повод «выйти из шкафа», а как раз ровно наоборот — как метафору аутического состояния «человека в футляре». Герой закрывается в себе, затем запирается в сарае, а потом переносит свое одиночество вполне публично, несмотря на внешнюю оболочку.

Это история вовсе не про рак — смертельная болезнь и яркий образ в платье здесь служат метафорой болезни социальной, когда человеку плохо, он закрывается, а многие люди от него отворачиваются, но иногда все-таки происходят чудеса.

Как и «Сердце мира», «Человек» в лесном антураже довольно просто и даже более резко рассказывает о том, как сложно выйти из своей клетки и найти контакт с кем-то близким. Фильм начинается с того, что муж греет уши жене ладонями, затем неспроста заходит речь о проблеме отопления зимой, а в конце наступает злополучная зима, но гусь уже расправил свои крылья. Гусю нужна стая. Человеку нужно тепло. Человеку нужен человек. В этом нет ничего удивительного».

Антон Долин, «Медуза»:

«Меньше всего второй полный метр пары режиссеров-сценаристов Алексея Чупова и Наталии Меркуловой похож на их нашумевший дебют, хулиганские и социально-ориентированные «Интимные места». Хотя интерес к вопросам пола и гендера никуда не делся, только принял неожиданный поворот.

«Человек, который удивил всех» настораживает тем, как мало в нем от комедии. А от залихватской постмодернистской трэш-трилогии «Гоголь», для которой Чупов с Меркуловой писали сценарий, кажется, и вовсе ничего.

Кроме разве что магического пространства леса, в котором творятся нехорошие дела, но и чудеса случаются тоже. Этот лес снят совсем иначе — холодный, хирургически точный и нордически спокойный взгляд эстонского оператора Марта Таниэля отвечает за дистанцию, которую авторы держат по отношению и к пейзажам, и к персонажам. Частой для русского кино нулевых «задушевности» и «трогательности» вы здесь не отыщете».

Елена Смолина, GQ:

«Метаморфоза, тонко, без единого слова сыгранная тут Евгением Цыгановым, имеет отношение к гендеру и освобождению от маскулинности — тем более удивительной она выглядит, учитывая мужественность героя. Но пройдя все, что полагается пройти человеку, освободившемуся от маскулинности в русской деревне (ничего хорошего), Егор проживает жизнь, которая никогда не была ему суждена, меняет участь — получается, что для того, чтобы это сделать, нужно получить приглашение в загробный мир.

«Человек, который удивил всех», несмотря на ожидаемый драматургический конфликт героя с деревенской средой, не становится социальным кино, не желает им становиться: это случившаяся в заколдованном русском лесу история о зажатом в определенную роль человеке — с благословения смерти получившего возможность от этой роли освободиться.

Это освобождение как минимум стоит приза в Венеции».

«На границе миров»

Максим Сухагузов, «Афиша-Daily»:

«Аббаси обратился к скандинавскому фольклору, чтобы преподнести историю о «чужаках» совсем иначе. Метафора ясная как день: за главными героями виднеются хвостики инаковости мигрантов, гендерквиров и людей с физическими особенностями, которые постоянно подвергаются унизительному шовинизму, из-за чего легко рождается обратная ненависть.

Тем не менее Аббаси действительно удалось снять на этом материале уникальное гуманистическое кино без всякого стеснения. Можно его обвинять в чем угодно, но только не в банальности подхода. Он даже привнес в сюжет детективную линию, чтобы помочь зрителю, который далеко не сразу догадается, к какому сюжетному повороту все это приведет в самом конце (если только вы не смотрели «Шелли»).

Самое любопытное в этом бодипозитивном сальто — чтобы показать живую, отталкивающую чужеродность, с которой скорее всего столкнешься в действительности, пришлось обратиться именно к фантастическим героям и миру сказок, как это, например, сделал Гильермо дель Торо в чешуйчатой «Форме воды». Не чуждый к хоррорам иранец Аббаси идет по этому же пути, но заходит гораздо дальше, чем себе может позволить мексиканец в голливудском кино».

Антон Долин, «Медуза»:

«Картина поставлена по новелле Юна Айвиде Линдквиста, «шведского Стивена Кинга», которого большинство знает по роману «Впусти меня» и двум его экранизациям. Вампиры в той книге были блестящей метафорой подросткового отчуждения от мира взрослых. Троллей, разумеется, тоже не стоит понимать буквально, как бы натуралистично ни были показаны в фильме их быт и физиология.

Речь о том, что полная адаптация природы — в том числе собственной — невозможна по определению. Или вы уничтожаете природу, или миритесь с ней. Об этом же говорил «Антихрист» Ларса фон Триера, с которым у фильма немало общего. О Триере напоминает и жуткий лейтмотив с группой педофилов, похищающих и насилующих даже не детей, а грудных младенцев.

В отличие от Тины с Воре, человеческие чудовища привлекательны на вид, хорошо одеты и причесаны — но это не мешает им совершать кошмарные поступки и не помогает подавлять свою природу. Использование звуковой дорожки и саундтрека, безупречный саспенс в драматургии, пугающая органика актеров: все говорит о том, что Али Аббаси — автор редкого таланта. Его дар никогда не будет оценен в полной мере, ни на фестивалях (слишком здесь не любят хорроры), ни в прокате (слишком своеобразна картина). Но он, похоже, собирается с этим жить и дальше снимать свои неповторимые фильмы. Прямо как тролль».

Василий Степанов, «Коммерсантъ Weekend»:

«Фигура режиссера Аббаси, давно живущего в Швеции иранца, конечно, важна для понимания фильма. За сказочным фольклорным антуражем он припрятывает самые что ни на есть современные смыслы. Это, конечно, кино об иммиграции и детской травме переселения, но не только. Его «Граница», получившая после перевода на русский несколько спойлерное название «На границе миров»,— шире.

Это кино о том, как много границ окружает нас в повседневной жизни, как они призрачны и при этом безусловны. Границы между домом и лесом, человеком и человеком, понятным и непонятным. Современное общество требует избавиться от границ, стать прозрачным и понятным, но Аббаси, кажется, не так уверен в правильности такого подхода.

По крайней мере, его герои готовы сделать все, чтобы отстоять своеобразие, доставшееся им от природы (даже уехать в Финляндию!). Ирония состоит в том, что для того, чтобы понять, что такое границы, нужно хотя бы разок их пересечь. Если бы главная героиня постоянно не заглядывала куда-то за пределы привычного ей мира и представлений о вещах — то она не смогла бы понять ничего и о себе. А значит, контрабандисты, пересекающие границы, так же необходимы миру, как и те, кто эти границы от них охраняет».

«Лоро»

Антон Долин, «Медуза»:

«Лоро» можно было сделать совсем радикальным жестом. Например, вовсе очистить его от диалогов, заменив их мимикой и пением (да, здесь иногда поют), превратить в исключительно визуальный эксперимент, пригодный для выставления в музее современного искусства. Но Соррентино безуспешно пытается заодно рассказать об определенном этапе карьеры Берлускони, дать абрис его отношений со скучающей и неудовлетворенной женой, намекнуть на подкуп политических союзников. В отдельную сюжетную линию эти детали не склеиваются, лиро-эпическому сюжету о встрече с проститутками мешают. <...>

Впрочем, если «Лоро» и фиаско, то блистательное. В нем огромное количество незабываемых эпизодов и эпизодических персонажей, а эротически-пародийный флер придает пикантности даже самым неудачным моментам. Кроме того, фильм настолько фрагментарен, что позволяет изобретательному зрителю включать воображение и компоновать элементы по своему желанию, интерпретируя происходящее на экране как угодно.

При желании можно выкопать даже символический христианский пласт: фильм начинается с заклания агнца, а завершается поверженной скульптурой Иисуса на руинах землетрясения, которое можно трактовать как своеобразный апокалипсис. Добавим к этому ритуальное сожаление: вот бы такой фильм снять о Владимире Путине (его имя здесь несколько раз упоминается, во вполне безобидном контексте)! Увы, у нас в стране пока нет ни одного режиссера, которому хватило бы таланта и смелости так рискнуть. С Берлускони, конечно, тоже не получилось. Но Соррентино хотя бы попытался».

Игорь Нестеров, Postcriticism:

«Ключевой аспект «Лоро» сразу бросается в глаза: фильм непропорционален. Вторая часть, посвященная самому Берлускони, по хронометражу, концентрации мыслей и событий резко нависает над первой, где в фокусе — герои эпохи Берлускони. Эта явная деталь авторского замысла, вероятно, призвана подчеркнуть — доминирование папаши Сильвио над всем итальянским пейзажем.

Берлускони — национальный альфа-самец и все, кто желает пробиться наверх и добиться успеха, должны в силу своих талантов стать похожими на него и соответствовать его запросам. Видимо поэтому ввысь карабкаются исключительно тщеславные жулики и когтистые потаскушки.

Центральный персонаж первой половины фильма — Серджио Морро, оборотистый бордельщик из провинции. Этот идеальный конформист нулевых достаточно дерзок, чтобы предлагать сексуальные услуги сильными мира сего, и достаточно хитер, чтобы подобраться к священному премьерскому телу. Но в конечном итоге, Серджио — представитель несметного числа проходимцев, которые мечтают добиться статуса, богатства и славы в два прыжка».

Алексей Филиппов, kino-teatr.ru:

«Паоло Соррентино духовно близок еще и с американским принцем китча Райаном Мерфи, одна из фиксаций которого — тоже угасание красоты (в самом широчайшем проявлении). Однако там, где Мерфи упивается тем, что еще недавно считалось дурновкусием как в эстетическом, так и социальном плане (его все больше интересуют люди, маргинализиорованные прошлым), Соррентино не может без старомодной торжественности. У него не трагедия повторяется фарсом, а фарс обращается трагедией — и посреди завалов нечистот (метафора вполне политическая) все-таки обнаруживается прекрасная статуя, еще одна в бесконечной череде отсылка к «Сладкой жизни» Феллини. И тут про него, как и про его героев, нельзя не сказать: красиво жить не запретишь».

Егор Москвитин, Esquire:

«За неделю до российского киносмотра международная премьера «Лоро» без лишнего шума прошла в Торонто. Для режиссера, первый фильм которого показали в Венеции, а все последующие дебютировали в Каннах, это скорее неудача, чем почесть. Впрочем, фестивальное забвение — не худшая участь: будь «Лоро» заметнее, в 2018-м году он мог бы оказаться и в центре какого-нибудь скандала. Слишком бесстыже этот фильм пожирает глазами десятки, если не сотни обнаженных женских тел; слишком иронично относится к сексуальным хищникам; слишком нагло играет в кинотеатральный бордель.

Чтобы понять, что Соррентино не женоненавистник, нужно знать его фильмографию и его повести и романы. Тогда многое встанет на свои места: например прояснится, что автор хотел показать, как перед очарованием власти млеют не только красавицы, но и бизнесмены, артисты и вообще все-все-все, даже один политически нейтральный барашек.

Просто охота двадцатилетних девушек на семидесятилетнего премьера — та красная тряпка, которой интереснее всего гнать в кинотеатры жителей католической страны. Но кому в 2018-м году хочется в чем-то разбираться? Охота на ведьм требует прыти. Соррентино не распяли — и на том спасибо».