Спектакль

Шесть персонажей в поисках автора

На премьере в Театре Станиславского только успевай удивляться. Анонсировали знаменитую пьесу Пиранделло — но поначалу Пиранделло и не пахнет. В зачине трое мужчин в юбках и надетых на затылок масках, прямиком из «Служанок» Виктюка, исполняют пластический этюд. Когда они открывают рты, оказывается, что это ведьмы из «Макбета». Затем появляется толпа в юбках и кольчугах. Толпа исполняет трагедию Шекспира — напыщенно, крикливо, и в тот момент, когда терпение заканчивается у публики, на сцене появляются двое — режиссер с помощником, и останавливают спектакль: у них тоже закончилось терпение. Они пытаются репетировать, но их снова прерывают — на этот раз шестеро мертвенно бледных людей в черном. Они шествуют через зал на сцену и аттестуются «персонажами»: некий автор придумал их, но не довел дело до конца. Теперь они страдают от недовоплощенности.

«Персонажи» приходят прямиком из пьесы Пиранделло, но недоразумения на этом не заканчиваются. «Шестью персонажами» Пиранделло расписывался в том, что искусство может сколько угодно стремиться к правдоподобию, но при столкновении с самой реальностью оно терпит фиаско. Зато у искусства есть преимущество — оно способно наделять смыслом то, что в реальности смысла не имеет, например, человеческое существование. В оригинальной пьесе на сцене, куда врываются эти шестеро, репетируют пьесу самого Пиранделло. Начинавший как верист (веризм — итальянская версия натурализма), итальянец разбирался и с собой, и с собственными иллюзиями о возможности передать реальность средствами самой реальности. Неспроста Анатолий Васильев именно с этой пьесой открывал «Школу драматического искусства», когда, закончив ставить современную реалистическую пьесу, стал моделировать импровизационный игровой театр. Валерий Белякович с реализмом никогда дела и не имел — принципы Театра на Юго-Западе, открытого им еще в конце 70-х, на сайте театра описываются формулой «буйство глаз и половодье чувств», и славу его маленькому театру принесло именно то, что осточертевшему соцреализму он противопоставил яркую форму, наполненную энергией любителей и молодежи. Теперь, тридцать лет спустя, Белякович получает назначение в Театр Станиславского и ставит на большой сцене. На сцене кружится массивная конструкция, стремительно перемещаются актерские массы, люди с набеленными лицами перекрикивают людей в кольчугах — многократно приумноженное «буйство глаз», перенесенное с юго-запада на Тверскую, выглядит нестерпимо старомодно и провинциально. Спросите, зачем здесь Шекспир? Вероятно, затем, чтобы показать, что есть театр и похуже. «Персонажи» не устают требовать от актеров, чтобы они прекратили играть Шекспира и поскорее «возвели в ранг искусства» их «реальные» истории. Одна из историй рассказывает о бессмысленной гибели двух детей, мальчика и девочки. И тут нам демонстрируют, что все-таки есть такой рецепт. Он называется «сделайте мне красиво». С высоты сбрасывают куклу, и шекспировские ведьмы подхватывают ее. На их руках кукла медленно кружится в таинственно подсиненном воздухе, красиво «идя на дно». На память приходит недавняя борьба труппы Театра Станиславского против предыдущего худрука Александра Галибина, который вел ее в неверном направлении. Надо думать, теперь театр определился с направлением и актеры чувствуют себя в надежных руках.