Спектакль в Санкт-Петербурге

Король-олень

Согласно легенде, Карло Гоцци начал писать свои пьесы на спор, в пику Гольдони и всему литературному обществу «Гранеллески», считавшему что на итальянской комедии дель арте давно пора поставить крест. Ему и впрямь удалось триумфально воскресить традиционную комедию масок. Написав десять сказочных пьес, превратиться не только в итальянского Пушкина, но и стать для театра XVIII века примерно тем, кем стал Уолт Дисней для современного кинематографа, — интерпретатором, который придал старой сказке формат полнометражного массового искусства. «Король-олень», поставленный в Молодежном театре, по известности стоит после «Турандот»: но здесь и превращения, и оживающие истуканы, и переселение душ. По этой канве плетется сюжет о самоотверженной супружеской любви, о добром короле и злом министре. Исполинская маска (художник Степан Зограбян) напоминает истуканов с острова Пасхи и по сюжету должна смеяться — когда девушки, которые держат экзамен на роль королевской супруги, лицемерят. На сцене же у маски в такие моменты отдергиваются веки-занавесочки, за ними обнаруживаются две женские головки в плавательных шапочках: глаза растерянно бегают, а зрители надрываются от смеха. (Когда же наконец среди девушек находится честная, из-за правой занавески появляется и медленно ползет по щеке целлофановый мешок с водой на канатике — слеза умиления.) Чередой подобных капустных приемов сюжет и движется к счастливому финалу. Режиссер Геннадий Тростянецкий — мастер провоцировать в актерах юношеское воодушевленное дуракаваляние и вдохновенное кривлянье. Между тем, за масками резвятся, как школьники на перемене, артисты со стажем, и это отдельный аттракцион — угадать, кто из знакомых актеров за какой маской скрывается; если не заглядывать в программку, идентифицировать Станислава Мухина (Панталоне), Михаила Черняка (Бригелла), Екатерину Дронову (Смеральдина) удастся не скоро. Лишь во втором действии маски снимаются, и на сцене возникает расхожая станиславщина в виде подлинных слез и душещипаний: когда Смеральдина идет за клеткой с Труффальдино, она настойчиво требует от публики лавров верной декабристки. Но эта «психология» сама по себе еще одна игра. Бессмысленная, хоть и веселая. Дело не в том, что у актеров не было времени притереться: чтобы спектаклю Тростянецкого попасть в список последователей вахтанговского театра, ему не хватает перво-наперво умения играть в наивную игру со священной серьезностью.