Спектакль

Любовь дона Перлимплина

В Малом драматическом театре не говорили стихами с тех пор, как его взял в свои руки Лев Додин в 1984 году («Зимняя сказка» Деклана Доннеллана — единственное исключение). А тут — просто прорыв какой-то. Сам мастер репетирует «Короля Лира», а его ученик Олег Дмитриев на днях выпускает «Любовь дона Перлимплина» по пьесе Федерико Гарсиа Лорки. Дмитриев — из той восьмерки молодых людей, что пятнадцать лет назад поступили в мастерскую Льва Додина и все пять лет учебы гордо назывались первым режиссерским курсом мастера. Тогда театральная общественность им только что в ладоши не хлопала. Не так давно умер Товстоногов, «Комиссаржевкой» и Театром Ленсовета руководили очень пожилые Игорь Владимиров и Рубен Агамирзян, а смена и на горизонте не маячила. Вся надежда возлагалась на додинцев. А они спустя пять лет вышли из института с актерскими дипломами: на дипломные спектакли времени не нашлось — сначала из индивидуальных учебных эпизодов создавали спектакль «Для веселья нам даны молодые годы…», потом ездили с ним по всему миру. А Додин тем временем отстроил для учеников камерную сцену, где они постепенно и отстрелялись режиссерскими дебютами — без особых промахов, но и без триумфов.

Олег Дмитриев остался последним «бездипломником». Зато сейчас у Дмитриева столько же актерских ролей в репертуаре МДТ, сколько у именитых учеников Додина: Семака, Иванова, Курышева. В программке к додинским «Бесам», где он играет Петрушу Верховенского, он значится еще и как ассистент режиссера. «Понимаешь, репетиция в нашем театре — это беседа, — поясняет Олег. — Вот взять, к примеру, чеховскую «Чайку». К сожалению, все знают, как ее ставить. А чтобы спектакль получился, нужно заново изобрести велосипед. Для этого Додин окружает себя группой людей, с которыми постоянно обменивается соображениями. Обычно в конце каждой репетиции мы оговариваем, что уже точно, а какие мизансцены надо еще перепроверить. Возникает такое варево. Я ложкой его зачерпываю, обегаю артистов, даю им попробовать. На следующий день все проверяется снова». Такая дотошная театральная археология, способность в каждой мелочи докопаться до единственного сегодняшнего смысла — сильная сторона всех учеников Додина.

Сюжет пьесы Лорки — в лучших испанских традициях. Перлимплин, многократно обманутый старый муж молодой красавицы, решил отомстить ей — дождаться, когда неверная до беспамятства влюбится в нового молодого воздыхателя, и убить его. Этот молодой воздыхатель и есть сам переодетый Перлимплин, и когда супруга срывает с него плащ, то обнаруживает под ним сердце, пронзенное ножом.

Современные герои легко и быстро превращаются в фарсовых. Чтобы случилось обратное, нужно знать заклинание. Лорка сформулировал его так: «Нет карты и нет науки, как найти беса. Известно только, что он, как толченое стекло, сжигает кровь; что он изматывает артиста; что он отвергает заученную, приятную сердцу геометрию; что он заставил Гойю, непревзойденного мастера серых и серебристо-розовых тонов в духе лучшей английской живописи, писать коленями и кулаками, размазывая безобразные краски цвета вара…» «Теория и игра беса» Лорки — ключ ко всем его пьесам. Его бес — это тот, кто сплавляет в огне страсти тело и душу человека, давая ему попробовать настоящей, первобытной свободы. Уверена, что Дмитриев эту теорию нынче цитирует наизусть. А еще я уверена, что все участники репетиций «Перлимплина» поют в стиле канте хондо — андалузского фольклора. Это традиция, изучая которую Лорка поверял «бесовскую» теорию.

…Я позвонила в театр. Канте хондо там действительно поют. Под руководством уникального хормейстера Михаила Александрова. Уже целый год.