Спектакль

Война

«Война» от Sound(зачем-то)Drama

Опера с речитативом (как обозначил Владимир Панков) или мистерия (версия Валерия Шадрина)
«ВОЙНА»
по роману «Смерть героя» Ричарда Олдингтона, произведениям «Илиада» Гомера и «Записки кавалериста» Николая Гумилева

Международный фестиваль им. Чехова, Эдинбургский международный фестиваль, SoundDrama Studio

Режиссер-постановщик – Владимир Панков
Художник-постановщик – Максим Обрезков
Композиторы, музыкальные руководители – Артем Ким, Сергей Родюков
Хореографы – Екатерина Кислова, Сергей Землянский
Инсценировка – Ирина Лычагина Ирина Лычагина Лычагина Ирина
Художник по свету – Николай Сурков

Исполнители: Елена Шанина, Игорь Ясулович, Павел Акимкин, Андрей Аминов, Евгений Бархатов, анна Синякина, Ольга Демина, Александр Кудин, Михаил Григорьев, Игнат Матюхов, Азат Насретдинов, Вера Романова, Ирина Рындина, Евгений Сангаджиев, Григорий Спиридонов, Сэсэг Хапсасова, Алиса Эстрина.

27/09/2014 на сцене тюменской филармонии.

Теперь, после того, как все представлены, я говорю (делаю это громко, в микрофон, и если вокруг меня стоит еще пятнадцать человек, то вы и не сразу поймете, что говорю именно я, но делаю это со значением, преисполненный важности, словно изрекаю то, что ждали сотни тысяч лет все жители планеты, да еще и на иностранном языке, но наверху субтитры все это вам переведут):

МИНУТА ПЕРВАЯ

Итак, началась первая минута спектакля «Война». Идет первая минута. Но она недолго продолжается, так как наступает вторая минута. Вторая минута наступила. Она идет. Проходит. Все, прошла. Третья минута. Идет третья минута спектакля «Война» Владимира Панкова, режиссера. Все, уже минута пятая. Да, пятая минута. Минута номер пять. Шестая. Шестая минута спектакля. Этой мистерии на темы первой мировой. Конец, но только шестой минуты, что была за пятой, после четвертой, которую предваряла третья, а до нее – вторая, перед которой был наш старт – минута номер раз. Но сейчас, пока мы это все перечисляли, прошли и седьмая, восьмая, и уже вовсю идет девятая. Вовсю – сплошное просторечие. Так, отвлеклись. А девятая минута уж прошла. И вот…

Точно таким же тоном я говорю:

МИНУТА ДЕСЯТАЯ

Да, вот так, не прошло и девяти минут, как у нас – десятая минута. Это факт! Теперь – одиннадцатая. Ее можно считать стартом новой декады критических минут, вполне. Но и одиннадцатая минута подошла к финалу. Теперь уже двенадцатая. Идет двенадцатая минута. Иначе говоря – дюжина минут. Не скучаем, ведь дальше будет интересней. Ведь мы не о каком-то там театре или театрике ОблДрам, мы о международном флагманском проекте Чеховского фестиваля, фестиваля в Эдинбурге, и все это от СаундДрамы Владимира Панкова, да еще и при участии Игоря Ясуловича и Елены Шаниной. Так что попробуй сомневаться, вот только мне попробуй! Таким манером мы пропустили тринадцатую минуту, и подошли к четырнадцатой. А, нет, она тоже пробежала. Ок, идет пятнадцатая минута. Минута пятнадцатая. Пятнадцатая минута. Идет. Прошла. Шестнадцатая минута. Больше не отвлекаемся. Следим за тем, что происходит в этом главном театральном проекте о первой мировой войне. Никто до этого ничего не ставил, не писал, вообще не делал. Все забыли. Но мы-то помним. Мы молодцы. Минута следующая, то есть семнадцатая. Идет семнадцатая минута. А теперь ВНИМАНИЕ, сейчас начнется… минута номер восемнадцать. Еще немного, еще чуть-чуть, и… все, началась! Идет минута восемнадцать. А, нет, она уже на самом деле шла давно и сейчас закончилась. Так что началась минута девятнадцать. Идет девятнадцатая минута рецензии спектакля «Война», о котором, судя по программке, написали хорошо и The Guardian, и What’sOnStage, и, разумеется, лидер околокультурной прессы – Morning Star, я уж не говорю о Herald Sotland. Так вот, я думаю, все уже поняли, что сейчас наступит она самая:

Снова таким же тоном, весь лопаясь от пафоса, я говорю:

МИНУТА ДВАДЦАТАЯ

Прикольно, да? А главное, так современно, так неожиданно, но ведь от этого все лишь талантливее, не так ли? Двадцатая минута. Минута номер двадцать идет, дет, идет минута эта двадцатая. Такая большая, правда. Ну, все-таки это юбилей, как не крути. Однако, и у нее есть свой конец, так что все, уже минута двадцать и один. Двадцать первая минута о «Войне». Пока все идет неплохо. Точно так, как и было запланировано. Еще бы, ведь столько сил, стараний, такая знаковость предмета. Но даже это не дает продлиться двадцать первой минуте дольше, нежели ей отведено. Как результат – начало следующей, двадцать второй. Идет двадцать вторая минута. Минут двадцать два идет, идет, идет… закончилась. Минута двадцать три. И эту минуту – свою любимую, межпрочим, я объявляю минутой интонаций. Что это значит? Все просто. Именно на этой минуте вчерашней «оперы с речитативом» я понял, что мне напоминает та интонация, с которой актеры зачем-то произносят текст. Я думал, вспоминал, что иногда встречал в целом ряде тех еще спектаклей это дело, но источник все не как не мог понять. И вот я понял – это интонация, с которой говорят актеры на записях с виниловых пластинок, на которых издавались во времена Союза радио-спектакли. Один в один. Двадцать четвертая минута, кстати. Минута двадцать четыре. Идет. Какой смысл в такой интонации? Но что это за вопрос? Это ход. Какой здесь смысл! Вы в своем уме?! Имейте совесть, вы кто вообще?! Смысл им. Минута двадцать пять и только. Подавай им смысл. Сидите в кресле и внимайте, люди, зрители, все человеки, которые пришли, которым повезло увидеть то, что презентовалось на самом Международном фестивале в Эдинбурге, не смотря на все эти санкции по поводу Украины. «Война». Минута двадцать шесть. Идет минута двадцать шесть. Идет она. И вот, уже минута двадцать семь. И ладно, ждем ее, дабы начать переживать минуту двадцать восемь. Кстати, на премьере спектакль шел без остановки два часа сорок минут. Два часа сорок минут. А у нас пока двадцать восьмая минута и ни минутой больше. Протекает минута двадцать восемь. Все, протекла. Начинаем минуту двадцать девять. Но ради справедливости современного искусства признаюсь, что в Россию привезли уже всего лишь два часа «Войны». То есть сорок минут осталось на Туманном Альбионе. Повезло им! А у нас…

Срывая голос в микрофон на ухе, пыхтя и пыжась, говорю:

МИНУТА ТРИДЦАТАЯ

На этой знаменательной минуте я поделюсь тем, что уже достиг вчерашнего эффекта – у меня сейчас, на этой самой минуте номер тридцать, точно так, как и вчера, разболелась голова. А у вас? Надеюсь, тоже. Тогда вся цель этой рецензии практически достигла цели – передать то ощущение, которое возникло у меня. Это основное. Минута тридцать первая идет. Идет минута за минутой, и вот уже она, та самая тридцать первая минута. В чем ее особенность? Да ни в чем. Она прошла, последовав примеру предыдущих полчаса. И началась минута тридцать два. Ее мы переждем, а после, когда наступит тридцать третья, я расскажу о том, что… Оу, прошу прощенья, она – минута номер тридцать три – уж началась. Так что самая пора сказать вам, что, по сути, все эти вставки на иностранном языке, они… ну, были сделаны, ведь это международный все-таки проект, и давно пора со сцены вещать на разных языках, иначе уже совсем неоригинально. А вот во время начавшейся минуты тридцать четыре стоит признать, что перевод всем этим репликам иноязычным был не нужен. Он совершенно ничего не привносил, ни капли смысла. Лишь отвлекал, и в этом его заслуга, это безусловно. Иначе приходилось бы чаще смотреть на потолок, смотреть на окружающих тюменцев, пялиться на люстру, разглядывать ботинки и так дальше, ибо все время смотреть на сцену смысла не было совсем. Там интересно ничего не происходило. И это, как говорит великий учитель, правда. Какая там минута? Да, точно, тридцать пять. Ок, тридцать пять, так тридцать пять. Нормально. Все идет своим чередом. Уже, кто не заметил, началась минута тридцать шесть…

Ладно, хватит. Думаю, вам все понятно. Если вдруг кто-то дочитал до этого момента, то вы теперь отчетливо представляете себе весь нехитрый набор ощущений, которые вчера испытывал тот зритель, который был заключен во мне и вынужден смотреть на то, что не происходило на сцене тюменской филармонии битых два часа.

Я не говорю о музыке, ибо я о ней не говорю. Ряд именно музыкальных номеров был иногда забавным, это признаю. Но оставьте только их, тем самым сократив все действо как раз до тридцати шести минут, и в этом случае скорей всего мы получили бы вполне себе прелюбопытный театральный современный интереснейший продукт. Но в том виде, в том состоянии нестояния, в котором привезли его вчера в Тюмень, это невероятно скучно. Едва ли что-то более утомительное попадалось мне на глаза и под руку за последние сто тысяч лет. В программке есть синопсис действа, далее – пара реплик о спектакле от режиссера и генпродюсера, а после, как вы поняли, цитаты из иноязычной буржуазной прессы. И в этих текстах рассказан и сюжет, и режиссерские фишки, несколько приемов и особенностей. Но как оказалось, там рассказано все целиком и полностью. Проведя больше двух часов в зале, я не увидел ничего нового, ничто не дополнило ту информацию, которую я только что получил из буклета. Это у меня впервые. Когда ты смотришь спектакль, поставленный по знакомой тебе пьесе, и если он не раскрывает тебе новые моменты, не выявляет новых смыслов, но это уже как минимум неинтересно. Как правило, это иллюстрация заглавной пьесы. А здесь получается, что спектакль – иллюстрация синопсиса. Что может хуже быть такого бедственного положения?

И главное. Все, что выше – это так, скорее даже пустое. И на это можно было бы не обратить внимания, если бы в данной, простите меня, «опере с речитативом», было то, ради чего я шел – спектакль о войне, читай «антивоенный». Как ожидалось, за счет музыки, и ладно, за счет смешения жанров, за счет театра и такого, и такого, а еще и вон того, и, разумеется, вот этого, был бы достигнут эффект ощущения войны, того, что она делает с человеком, с обществом, со всеми, с миром в целом. Причем все это сделано должно быть современным театральным языком. Но этого не произошло. Хотя, конечно, если в задумке авторов спектакля была престранная идея, что война – это скука, то тогда все получилось.

К примеру, в спектакле «Фронтовичка» по пьесе Анны Батуриной, который на Сцене-Молот (вернее, в ХДЦ Театра-Театра) города Перми поставил Дмитрий Турков, при всех его недостатках и достоинствах, эффект войны именно в современном адекватном восприятии достигнут совершенно. И сценография – металлическое панно, и костюмы хора – нечто между одеянием сварщика и сапера, и звуковой ряд – скрежет цепей по этому панно, в целом по металлу – вот то, с чем ассоциируется война, начиная с появления механической военной техники, то есть как минимум захватывая весь двадцатый век. И это более чем соответствует самой идее, родившейся в славном городе Эдинбурге, и так нелепо воплощенной Чеховским международным фестивалем и проектом SoundDrama Studio во главе с Владимиром Панковым.

Я искренне старался быть корректным, тактичным и доброжелательным. Но когда подобный эксперимент делают именно флагманским проектом, визитной карточкой UK-RUSSIA/2014, где степень пафоса зашкаливает настолько, что голова трещит по швам, когда народные артисты, будучи актерами, а не режиссерами своих ролей, предстают на сцене в подобном беспомощном виде, когда ни в чем из того, что сделано на сцене, вообще нет смысла, и призывы режиссера «не понимать, но чувствовать» становятся смешными – вот при всем при этом нет смысла делать вид, что все к лучшему. Это не так. Сам факт эксперимента – это хорошо, это даже замечательно. Все то, что стало классикой или распространенным и общепринятым, в определенный момент было экспериментом. И пробовать надо в совершенно различных направлениях. В этом плане SoundDrama и режиссер Панков большие молодцы. Но это не отменяет всего того, что было вчера, и что написано повыше.

Спектакль предназначен на мой взгляд для людей взрослых (не по годам, а ментально), думающих и неравнодушных как к судьбам своих детей, так и мира. Если вам хочется легкого бездумного развлечения - вы ошиблись адресом. А для остальных - это повод не только для наслаждения интеллектуальным, сложным и прекрасно поставленным драматическим действием, но и для формирования своей гражданской позиции, чтобы мы сами и наши дети не стали жертвами новой глобальной войны, развязанной политиками. Самое ужасное ведь в том, что мы с вами - зрители, не влияющие на ход событий, а ведь именно мы и наши дети и есть то самое пушечное мясо, приаыкшее добросовестно испольнять свой долг, как нам его объяснили свыше.