Фильм

Выблядки

Венский акционизм — это, мягко скажем, искусство тотального вызова, доведенной до истерического предела провокации, расчет которой принципиальнейшим образом прост, как и все гениальное или пытающееся притвориться таковым под обложкой скандала — заставить публику, порой совершенно невольно оказывающейся вовлечённой в те или иные арт-перформансы, задуматься о вещах важных и актуальных, спорных и жёстких, ткнув зрителя в прямом смысле в мочу, дерьмо и что похуже. Методы акционистов это всегда, и исключений из правил не бывает, трэш, угар и содомия, которые притворяются чем-то значительно большим, чем они есть на самом деле, и кристальная серьёзность действа порой совершенно не коррелируется с теми потоками грязи, что льются на зрителей подобных выступлений ещё со времён Петера Вайбеля, Отто Муса и Гюнтера Бруса, за своё радикальное искусство выдворенного за пределы родимой Австрии, в которой до сих пор при всей её тишайшести черти водятся самые безобразные. Судьбу австрийца Бруса с тщательностью повторил русский авангардист Олег Мавроматти, один из центральных персонажей андеграунда девяностых, причастный к созданию первых киношоковых работ госпожи Басковой. Ныне обитающий в США, Мавроматти являет собой крайную степень нашей забугорной либеральности, по обычаю своему предлагая демонтаж Системы, но без внятного поиска её альтернатив; исключительное разрушение, утопически прекрасное и эмпирически кошмарное. Причём кинематографические воззрения Мавроматти слегка претерпели изменения, во всяком случае, если судить по фильму «Слепое пятно» 2009 года, то Мавроматти практически вытравил из себя весь нигилистический дух, вытеснил социально-взрывоопасные моменты творчества, облагородился, уйдя от грязной провокации ради самой провокации, как это было ранее.

Фильм «Выблядки» Олега Мавроматти, самое, пожалуй, известное после «Зелёного слоника» андеграундное творение постреформенной России, создан в духе венского акционизма от начала и до конца. Причём адекватно говоря этот перенос можно считать успешным, ибо фильм концентрированно вызывающ не только по своей форме, но и по содержанию. Форма даже кажется вторичной, не играющей никакой значимой роли в этом кустарном творении, перенасыщенном до омерзения обсценной лексикой и сценами, рассчитанными лишь на тошнотворно-возмутительную реакцию не только физиологии, но и разума. На удивление, но «Выблядки» оказываются в сущности предвестником печальной блевотной трилогии Люцифера Валентайна, в чем-то даже превзошедшего деятелей венского акционизма своей тотальной мясной бескомпромиссностью и глумливым своим главенствующим стремлением, необоснованным между тем, выдать желаемое за действительное, сделать предметом искусства то, что издавна является предметом скотства, и не более того.

Даже как документ своего времени, фильм Олега Мавроматти не выдерживает никакой внятной критики, ибо это подспудное осмысление тогдашней криминализации и быдловизации социума покрыто толстым слоем не несущей в себе никакой внятной нагрузки матерной лексики(которая, впрочем, для социального дна и так является заменой хотя бы на сотую долю процента здравой речи, однако тут пример мата ради мата) и экстремального визуального ряда, метафоричность прочтения которого крайне сомнительна, но она при этом адекватно визуализирует тот ад, что творится в жалких душонках двух основных персонажей фильма, на камеру рассказывающих о времени и о себе. Впрочем, ничего качественно нового едва ли зритель почерпнет из этих грязных и тошнотворных рассказов о житие-бытие маргиналов, которое так или иначе, но одинаково во все времена, как бы не менялись вожди. Конечно, герои фильма в какой-то степени являются «героями нашего времени», воплощенной смутой, страхом и ненавистью, но природа отщепенцев такова, что для них все виноваты, кроме них самих. Списать на жестокое общество, на проблему акклиматизации и адаптации можно все что угодно, но не собственное нежелание искать выход из тупика. Герои «Выблядков», в отличии от почти синонимичных героев «Самого большого кюфте в мире», рифмующегося в свою очередь с «Ангелом-истребителем» Бунюэля, сами себя загнали в тупик, и им там в общем-то уютно. Нет даже намека на исповедальные интонации, поскольку исповедь подразумевает раскаяние, покаяние, очищение, но не дальнейшее умерщвление в себе всего нормального, того, что принято называть человечностью. Но она для Мавроматти мертва, как и Родина, над которой теперь модно и можно вволю разлекаться, допускать тотальный беспредел насилия, уничтожать своё будущее в отместку за погубленное прошлое и кошмарное настоящее. Но разрушение не сулит ничего. Только лишь крах, страх, трах и прах.