Мультфильм

Конспираторы удовольствий

Судя по предваряющей заставке и первым кадрам, от «Конспираторов наслаждения» следовало бы ожидать фантазийных гривуазных кусков мяса, движущихся в пункт назначения безо всякого камуфляжа, но все оказывается несколько тоньше, хоть и не без налета эротизма (как бы ни была скучна эта призма). Впрочем, и без брутального мяса фильм довольно неделикатен. Речь идет об извращениях, от легких, еле различимых форм, о латентном пласте повседневных ритуалов (у Шванкмайера они вполне магические), именуемых по-разному: хобби, странности, чудачества, вовлеченность в которые гарантирована любому, до полнокровных первесий. О перце и соли, прочих специях неоднозначных свойств, что необходимы для наделения полнотой, и, через нее, удовольствием, каждого отдельного существования.

Люди, представленные Шванкмайером (их хочется назвать объектами для наблюдения) в своей увлеченности рутиной, увлеченности, доходящей до фетишизации, - настоящие извращенцы. Но дело не в конкретных особенностях конкретных лиц. Волшебные чудики разновеликого калибра – везде, и если отдельная Амели Пулен, способная расположить не без помощи симпатичной мордахи, умиляет, любезные соседи, родня, прочие спутники сфер не очень возвышенных, зачастую выносимы только на дистанции. И степень чудаковатости, коли она присутствует, никакого значения, при этом, не имеет.

Почтальонша, тайно мастрячащая катыши из хлебного мякиша (где хлеб как наркотическая субстанция), гражданин, тайно же срезающий куски меха со стоящих рядом дам (знаю несколько тысяч людей, обожающих лопать маленькие контейнеры с воздухом у упаковочной полиэтиленовой пленки декларативно заявляющих о своем обожании), прочие, совершающие бессмысленные манипуляции с целью разжиться смыслом. Сладострастно преподносимое сладострастие, ложная многозначительность обыденного, погреб маньяка категориально равнозначный рабочей мастерской творца современности, увлеченно лепящего конфетки из непотребных материалов, - смыслы, меж тем, нейдут, и удовлетворения все меньше. Странности и неровности очаровательных единиц и какофония многомиллионных втор, так же обслуживающих по преимуществу базовые потребности. Беспечно оставленным ключом открой дверь элегантного ближнего, зайди в обиталище, а там потеки и пятна, куски и непонятные лифчики, совершенно чужие и дикие, а если еще ключ оставлен несчастным эксгибиционистом специально? Да, механизированные партнеры с их стерильным нейтралитетом, пожалуй, предпочтительней, а захочется пикантности – мед и пух в любых количествах.

Но одиночество, но изолированность, сопряженные с крайней формой независимости, но риск скатиться в пропасть куда более глубокую, в очарованность, в извращенность, в такую полноту, из которой невозможно вернуться, даже для того, чтобы рассказать какие клады в сновании радуг находишь каждое мгновение благодаря своей, однажды случившейся, отваге. И эти намеки Шванкмайера понятны: как выбрать меньшее из зол?

Ванные комнаты, закутки, шкафы конвенциональности, откуда выходят в обнимку с малопригодной копией другого (и это в лучшем случае. В худшем – с каким-нибудь клочком, колечком, лифчиком, свечкой, или вообще не выходят). Уютные жежешечки, группы по увлечениям, организации, где острые края обтесываются, извращая чувственность тягой к экзотике, но выхолащивая ее при этом так, что девиация становится последним шансом, отчаянной, и инстинктивной попыткой само сохраниться. Подпольные оргии – в них ни стыда, ни куража (натужный не в счет). Монолит, готовый в любое мгновение расколоться на части, и вернуться к своим хлебным катышкам, в пещеры, к черту на рога. И грудное гудение светозарных немедоносных пчел на фоне общей немоты. Страшно жить.

Художник покупает "Пентхаус" и стремится незаметно ускользнуть из журнальной лавки, поймав понимающий взгляд её хозяина, которой сам тайком при этом под прилавком паяет какой-то хитроумный девайс. В другом магазине странноватый мужичок в шортах и бейсболке, раздумывает украть ли ему скалки и крышки от кастрюль, в итоге крадет валик у маляров на улице, а по возвращению домой идет не к жене, сексапильной дикторше телевидения, а в своей чулан где мастерит что-то непонятное. Жена тоже не промах - отчаявшись получить от мужа удовлетворение, она любуется на купленных в магазине карпов, подкармливая их хлебными шариками, слепленными местной почтальоншей, за что рыбы сладостно обсасывают ей пальцы на ногах.

Уже с первых секунд, когда нам под нос подсовывают средневековые гравюрки с совокупляющимися людьми и животными, мотив послания становится немного ясен. Рассказывая своим привычным языком крупных планов про маленькие и не очень удовольствия людей чешский классик Ян Шванкмайер (Jan Švankmajer) совершенно отказывается от слов. Вместо этого для каждого героя у него есть своя собственная мелодия от лирическо-романтичной до пронзительно-мученической, что делает отсутствие вербальной коммуникации в фильме практически не заметной. Этот латентный фетишизм, эксгибиционизм, вуайеризм, мазохизм и прочие "-измы" сидящие где глубоко внутри нас, выражаются тут во вполне невинных увлечениях от скатывания хлебных шариков до создания машины удовольствий. Этакий индивидуальный "скелет в шкафу" который мы стыдливо прячем от всех.

Нормы морали, которые человек сам для себя изобрел, пытаясь направить свою энергию на пользу, теперь заставляют нас стыдиться, краснеть и шаркать ножкой. Причем дна не видно, говорит Шванкмайер, закольцовывая их увлечения. Поэтому пока, чтобы наслаждаться - надо конспирироваться...

В заключение приведу список авторов, вдохновивших Шванкмайера на работу над "Конспираторами удовольствий": граф Леопольд Захер-Мазох, маркиз Де Сад, Зигмунд Фрейд, Луис Бунюэль, Макс Эрнст, Богуслав Брук.

После весьма спорного, но безусловно глубокого и мощного "Уроки Фауста", чешский режиссер снимает не менее глубокий, хоть и не философски, но гораздо более открытый в плане повествования, фильм, посвященный, скажем так, разным способам разряжения сексуальной напряженности, но при этом совершенно не показывая сцен сексуальных же утех. И это при том, что увлеченные собственными извращенными сексуальными фантазиями герои знают в них толк, оставаясь наедине с самими собой. Казалось бы, ничем не примечательные люди начинают мастерить из папье-маше голову петуха, обклеивая ее перьями для того, чтобы водрузить на голову и стараться в приступе похоти попасть в голову куклы, сделанной в виде соседки, тяжелым камнем. Или вколачивать гвозди и мех в скалки, чтобы потом катать их по собственному телу, извиваясь от удовольствия. Или переодеваться укротительницей тигров и хлестать сделанную в виде человеческой фигуры охапку сена. Или делать из хлеба катышки, чтобы потом впихивать их в голову через всевозможные отверстия. Или вовсе спаять настоящего робота с головой из телевизора и кучей рук. Удивительное рядом в полном молчании.

В отличие от многих авторов, пытавшихся построить свое имя на тематике сексуальных извращений, Ян Шванкмайер не собирается ни читать морали о вреде подобных отклонений (мало ли кто там дома чем увлекается, лишь бы других не поубивал), ни получать наслаждение от смакование интимной жизни других (никакого вуайеризма в фильме и не ночевало), ни шокировать толстых матрон сценами, выворачивающих желудок - рядовой зритель вряд ли попадет на этот фильм, слишком узка специфика режиссера, да и представленное способно вызвать лишь только добрый смех, да живой интерес, смешанный с восхищением по поводу безудержной, неуемной фантазии чешского режиссера. В конце концов фильм сам по себе - это самодостаточная последовательность сюрреальных инсталляций даже в отрыве от эротической части содержания.

За всеми этими героями сложно не увидеть самого маэстро анимации, столь же одержимо собирающий собственные объекты для творческого самовыражения, вдыхая жизнь в неживую материю посредством силы собственного воображения, опирающейся на достижения механики в анимации. Да и, опять же, если все вокруг тихонько занимаются какими-то извращениями, это же значит, что никто не извращенец и стыдиться-то нечего? Но серьезно увиденное воспринять все равно не получается, хоть тресни. Слишком хорошо за всем этим видна улыбающаяся физиономия Шванкмайера.