Как бондиана с Пирсом Броснаном перепридумала образ агента 007 (так, что даже Дэниелу Крейгу и не снилось!)

Все Бонды: от К до К

Daily Express

Споры о том, какой Джеймс Бонд лучший, давно превратились в культурный мем — взять хотя бы сцену из культового фильма «На игле», звезда которого Юэн Макгрегор, кстати, конкурировал с Дэниелом Крейгом за главную роль в бондиане. У каждого поколения свой агент 007, и всем, наверное, милее тот Бонд, образ которого мы неосознанно впитали в детстве через фильмы по ТВ и постеры. Таким образом, поколению миллениалов (то есть тридцатилетних) ближе всего Бонд Пирса Броснана, которого частенько незаслуженно задвигают на задний план на фоне канонических героев Шона Коннери и Роджера Мура. Однако, прежде чем уточнить место персонажа Броснана в пантеоне инкарнаций агента 007, вкратце пробежимся по всему списку и наметим главные ступени эволюции образа Бонда почти за 70 лет его существования — от литературы до кинематографа.

Самому Яну Флемингу — автору романов о 007 и немного шпиону, вслед за Сомерсетом Моэмом и Грэмом Грином взявшемуся за перо после карьеры в разведке, — образ Бонда был интересен постольку-поскольку. Как практик он отнюдь не был очарован шпионской романтикой и, по собственному признанию, старался создать из героя максимально простое и незамысловатое орудие в руках властей, чтобы на его фоне экзотические страны, головокружительные приключения и знойные красотки смотрелись еще выигрышней. Но в кино такой трюк не прошел бы, и продюсеры сразу смекнули, что успех фильмов о Бонде кроется прежде всего в притягательном герое.

United Artists / Шон Коннери / «Доктор Ноу»

Сейчас в это трудно поверить, но Джеймс Бонд — символ чопорности и консерватизма — в начала 1960-х был героем вызывающим, эпатажным и провокационным. За несколько лет до сексуальной революции он успел показать пуританскому западному зрителю, как без капли стеснения спать одновременно с несколькими женщинами, а его агрессивное и демонстративное потребление всего подряд — от шампанского и икры до часов, одежды и автомобилей — оказывало на прижимистое послевоенное поколение поистине гипнотический эффект. Вдобавок к образу этакой рок- или рэп-звезды он еще и убивал — много и порой с трудно скрываемым садистским удовольствием, добивая уже поверженных противников едкими остротами. Шон Коннери передал в 1962 году самому первому (каноничному) Бонду свою звериную органику: его 007 источал опасность настоящего альфа-самца, которую, по слухам, и сам актер не стеснялся при случае демонстрировать вместе с убойным правым хуком.

United Artists / Джордж Лазенби / «На секретной службе Ее Величества»

Через семь лет, когда сам Коннери уже устал от роли, тот же трюк попытался провернуть австралиец Джордж Лэзенби — самый недолговечный и эпатажный из Бондов. Молодой плейбой, только вчера снявший солдатский мундир ради легких денег в модельном бизнесе, он нагло ворвался в бондиану, уже на пробах нокаутировав каскадера, а на съемках, по легенде, переспав со всеми женщинами на площадке. Затем он, правда, как пробка от шампанского, вылетел из франшизы, явившись на премьеру фильма «На секретной службе Ее Величества» с хипповской бородой и громко заявляя, что Бонд устарел, а будущее за «Беспечным ездоком» и картинами с Брюсом Ли (к последнему он даже ездил знакомиться в Гонконг).

United Artists / Роджер Мур / «Живи и дай умереть другим»

Затем наступила эра Роджера Мура, который, по собственному признанию, за семь фильмов никогда всерьез не вникал в роль и играл в основном бровями. На фоне отвязных героев американских 1970-х Бонд выглядел откровенно комично, поэтому продюсеры решили это использовать, сменив жанр фильмов с боевика на приключенческие авантюрные комедии, развлекающие зрителей откровенным кэмпом, вроде злодея с золотым пистолетом и тремя сосками, а также вовсю пародируя блокбастеры той эпохи. Вследствие этого Бонда то отправляли сражаться с акулами и громилой по прозвищу Челюсти после «Челюстей», то запускали в космос после «Звездных войн». Впрочем, эту повестку вскоре перехватили братья Цукеры с «Аэропланом!» и «Голым пистолетом», а Бонд-клоун (это не шутка, Роджер Мур действительно примерил на себе костюм клоуна), собирая время от времени неплохую кассу, к концу 1980-х загнал франшизу в тупик.

Metro Goldwyn Mayer / Тимоти Далтон / «Искры из глаз»

Собственно, уже тогда на горизонте замаячил Пирс Броснан, но в то время актер был занят на съемках сериала, и на пару фильмов роль Бонда перехватил Тимоти Далтон, чуть не похоронивший франшизу окончательно. Фильмы с его участием попытались начисто вытравить из франшизы об агенте 007 весь юмор и китч, вернувшись к флеминговскому образу человека из плоти и крови, а заодно добавив щепотку шекспировской драмы. Однако современникам такой Бонд пришелся не по вкусу, и киносериал о британском шпионе впервые с 1962 года прервался на долгие шесть лет.

Columbia Pictures / Дэниел Крейг / «Казино Рояль»

Уже в нулевые образ Далтона возьмет на вооружение новый агент 007 в исполнении Дэниела Крейга, который станет самым грубым и угрюмым Бондом, начисто лишенным самоиронии и игривого обаяния. Это совпало с духом времени, ведь девизом нулевых был слоган: more dark, more realistic (хороший пример — нолановские «Бэтмены»). Смахнув с Бонда романтический флер, в последних фильмах его окончательно превратили в серийного убийцу, светского хлыща с внешностью портового грузчика, который в перерывах между убийствами напивается и распускает сопли о своей нелегкой судьбе перед первой встреченной красоткой (с экранными партнершами Крейгу как раз везло на редкость). В обертке деконструкции нам продали все того же Бонда из прошлого века, но в состоянии перманентного кризиса. Он даже не пытался осмыслить и приспособиться к стремительно меняющейся вокруг реальности, а сразу сдался и запил, что напрямую сказалось и на качестве его работы (Бонд Крейга постоянно косячит), и, особенно к заключительным частям, на его внешнем виде.

Броснан, Пирс Броснан

United Artists / Пирс Броснан / «Золотой глаз»

Однако, чтобы франшиза почивала на лаврах предшественников в нулевые, ей для начала нужно было доказать свое право на существование в «лихие 90-е», а для бондианы они были именно такими. За шесть лет отсутствия 007 на экране рухнула Берлинская стена (с которой они были почти ровесники), и Запад без единого выстрела и опрокинутого коктейля победил в холодной войне. Впрочем, триумф быстро сменился тяжелым похмельем и осознанием того, что жизнь в многополярном мире, в отличие от двухполярного, — тоже не сахар, а осколки разбитых империй еще долго будут колоть пятки. В одночасье 007 лишился и смысла существования, и главного оправдания своего гусарского поведения. В изменившихся декорациях Бонд Коннери выглядел бы просто шовинистической свиньей. Да и соревноваться в жесткости с героями боевиков и в эпатаже с эксцентричными кинонаркоманами девяностых было бессмысленно. Вдобавок клоунада Мура и эксперименты Далтона и без того серьезно подточили накопленный за прошлые десятилетия авторитет Бонда.

Миру нужен был новый 007 — не шут и не меланхолик, а человек, способный своим обезоруживающим обаянием превратить старомодность в класс, а скотство — в милые шалости. Тут-то на сцену и вышел Пирс Броснан, соединивший безупречную внешность и выправку английского аристократа (хотя самим британцам пришлось долго привыкать к его заметной лишь им ирландскости) с характерной звериной органикой ранних Бондов (выбор Броснана на роль одобрял в интервью даже сам Коннери, во всю громивший остальных агентов 007). Казалось, этот актер вобрал в себя лучшее от всех своих предшественников и одинаково органично смотрелся, выпивая шампанское на светском рауте, приобнимая девушку за рулем кабриолета и выбивая дух из очередного злодея. Вдобавок ко всему Броснан еще и хороший артист, не склонный «звездить», умеющий слушать постановщиков и работать над ролью, даже уже не раз сыгранной. Так что в руках у продюсеров оказался едва ли не идеальный инструмент для спасения заплутавшей франшизы. Дело было за режиссерами и сценаристами.

007 с нуля

Броснан был готов играть нового Бонда, но, чтобы его придумать, нужно было поменять и людей, стоящих у руля франшизы. Несмотря на кассовый успех «Искр из глаз» с Далтоном (и не менее внушительные сборы «Лицензии на убийство»), в руководстве франшизы случился затяжной судебный процесс по поводу авторских прав на образ 007. К тому времени продюсер Альберт Брокколи, давно выкупивший права на франшизу у партнера Зальцмана, уже разменял восьмой десяток и решил наконец отойти от дел, передав бразды правления своей дочери Барбаре и пасынку Майклу Дж.Уилсону. И те, по счастью, были готовы на эксперименты. Первым важнейшим решением стал отказ от книг Флеминга. После краха двуполярного мира и без того порядком запылившиеся романы окончательно потеряли актуальность, и дальше Бонду пора было идти в ногу со временем. Сценарии ко всем четырем фильмам с Броснаном были написаны с нуля. За первый — «Золотой глаз», задавший тон всей обновленной франшизе, — взялись двое авторов с телевидения: Джеффри Кейн («А в душе я танцую», «Преданный садовник») и Брюс Файрстин (после он поработает еще над двумя картинами бондианы: «Завтра не умрет никогда», «И целого мира мало»). Они решили сразу забросить Бонда в самое сердце изменившегося мира — в охваченный диким капитализмом Санкт-Петербург, где все поменялись ролями, и теперь абсолютно непонятно, кто Бонду друг, а кто враг.

Также с порога сценаристы задали новый главный конфликт — Бонду Броснана предстояло из фильма в фильм сражаться не только с безжалостными злодеями и их алчными прихвостнями, но и с неотвратимой поступью времени, бросающей вызов самому существованию супершпиона в изменившемся мире. Бонд — плоть от плоти ушедшей эпохи, но чем он станет для новой эпохи — смирившимся со своей бесполезностью динозавром, воинствующим консерватором, потешным молодящимся спецагентом или же нестареющей классикой на все времена? Доказывать свою состоятельность и актуальность Бонду теперь предстояло с каждой новой картиной, перед угрозой каждой новой катастрофы и (что особенно волнительно) в постели с каждой новой девушкой, которые все как одна поначалу заявляют, что выветрившиеся чары Бонда на них не действуют. Впрочем, главным олицетворением опасностей и вызовов стремительно надвигающегося XXI века станут, конечно, злодеи — еще одна важнейшая деталь отлаженного механизма бондианы.

Злодеи нового века

United Artists / Шон Бин / «Золотой глаз»

Злодеев в бондиане с Броснаном было четверо, или даже пятеро, если причислять к ним героиню Софи Марсо из «И целого мира мало». Все они радикально отличались от старых антагонистов бондианы — эксцентричных фриков с золотыми челюстями и огромными котиками в руках. Вместо запоминающейся наружности каждый из них теперь олицетворял одну из опасностей нового мира и при этом бросал вызов не только самому 007, но и канону, расшатывая какую-нибудь из важных бондовских скреп, а заодно зеркаля самого главного героя. К примеру, в «Золотом глазе» злодеем оказывается бывший друг и соратник — агент 006 Алек Тревельян в исполнении Шона Бина (оправдывая будущую репутацию, успевает за фильм умереть дважды). И несмотря на то что предательство отчасти оправдывается его происхождением (Тревельян — потомок белоказаков, воевавших за Третий рейх, которых после Второй мировой войны выдали на растерзание Советскому Союзу), главный его месседж такой: в мире, где нет больше черного и белого, лучше работать на себя, чем слушать чьи-то приказы. Другой перевертыш из прошлого — бывший агент КГБ, а ныне мафиози Жуковский (Робби Колтрейн), который, становясь невольным союзником Бонда, тоже спрашивает агента 007: «Ну что, вы все еще работаете на МИ-6 или решили присоединиться в XXI веку?» Несмотря на то что зло все-таки оказывается раздавлено упавшим на него орбитальным спутником, вопрос остается открытым на несколько фильмов вперед.

Metro Goldwyn Mayer / Роберт Карлайл / «И целого мира мало»

Еще острее и провокационнее его ставит Электра Кинг (Софи Марсо) в «И целого мира мало». Формально злодеем в картине является террорист Ренард (Роберт Карлайл), которого пуля в голове лишила чувств и страха смерти, — тоже очевидная карикатура на агентов-рыцарей без страха и упрека. Но на деле и им, и Бондом крутит не в меру коварная бизнес-леди, которая хочет устроить небольшой апокалипсис на Босфоре только ради того, чтобы вся мировая нефть шла по ее трубам. В пылу обоюдных чувств (насколько 007 на них вообще способен) она предлагает Бонду присоединиться к ней, обещая «весь мир», то есть не только деньги и власть, но и любовь прекрасной спутницы, метя в извечную ахиллесову пяту 007. На что герой Броснана отвечает фамильным девизом рода Бондов (к которому агент, возможно, и не принадлежит), что ему «...и целого мира мало».

United Artists / Джонатон Прайс / «Завтра не умрет никогда»

Другой миллионер — медиамагнат Эллиот Карвер из «Завтра не умрет никогда» (Джонатан Прайс, будущий Его Воробейшество из «Игры престолов») — решает развязать мировую войну, только чтобы заработать на репортажах о ней, а заодно заполучить эксклюзивное вещание в Китае (пророчески лакомый кусок — страшно подумать, на что сейчас, во время кризиса мирового кинопроката, готово пойти руководство корпорации «Дисней» ради китайского рынка). В своей программной речи он разъясняет Бонду, что время ядерных боеголовок и лазерных спутников прошло. Самое страшное оружие нового века — это слово. А войны, тайные или явные, — лишь топливо, питающее огромные медиаимперии. Добавить к этому пару слова о соцсетях, big data и дипфейках, и его программа смотрится вполне злободневной даже спустя четверть века.

Metro Goldwyn Mayer / Тоби Стивенс / «Умри, но не сейчас»

Пожалуй, самым традиционным для бондианы в этой галерее злодеев является Густав Грейвз из «Умри, но не сейчас» (сыгравший его Тоби Стивенс сегодня больше известен по роли капитана Флинта в сериале «Черные паруса»). У него есть богатства, сколоченные на кровавых алмазах, электрокостюм, гигантский орбитальный лазер и ледяной замок. Однако на деле он оказывается и самым многоликим из антигероев. Сын северокорейского диктатора, получивший европейское образование, а затем с помощью новейших ДНК-технологий и европейскую внешность, он объединяет в себе самое плохое с Востока и Запада, поражая жестокостью даже отца-генерала. В традиционном разговоре по душам с плененным Бондом он признается, что свою вторую личность — болезненно самолюбивого миллионера, помешанного на роскоши, адреналине и чувстве собственного превосходства, — он лепил именно с 007, позаимствовав его «неоправданное чванство, жалкое самодовольство, примитивные остроты — защитный механизм, за которым вы прячете неполноценность». Грейвз — одновременно и карикатура на всю бондиану, и напоминание, что многополярный мир способен порождать чудовищ, которые и не снились черно-белому шахматному царству холодной войны.

Бонд-герл становится Бонд-вумен

United Artists / Саманта Бонд / «Золотой глаз»

Наибольшей ревизии в бондиане 1990-х подверглись, пожалуй, женские образы. Перехватившая дело отца Барбара Брокколи наконец дала добро на полную переработку закостеневшего архетипа Бонд-герл. В фильмах их почти всегда было две: добрая (обычно блондинка) и плохая (чаще брюнетка), позаимствовавшие свою природу у классических нуарных фам-фаталь. Как правило, первая появлялась сразу после пролога и к середине фильма после обязательной постельной сцены ее с помощью убийства или предательства заменяли на новую. Играли их почти всегда типажные, но малоизвестные артистки или модели, которым, по киношному суеверию, звездная роль не сулила ничего хорошего.

Исключение составляла лишь мисс Манипенни — секретарша М, главы МИ-6, из фильма в фильм выдававшая Бонду инструкции к предстоящим заданиям, а заодно крутившая с ним нескончаемый платонический роман. Кстати, в «Золотом глазе» эта героиня в исполнении Саманты Бонд с порога заявляет 007, что его поведение может быть расценено как харрасмент. Хотя затем смягчается и двусмысленно заявляет, что «когда-нибудь ему придется ответить за свои слова». И это притом что она, в общем, ничего не имеет против внимания 007, что доказывает сцена из «Умри, но не сейчас», где она таки отдается Бонду, но лишь в виртуальном симуляторе.

United Artists / Джуди Денч / «Золотой глаз»

Очаровать у 007 получается и женщину-психолога, которую в начале фильма к нему подсылают для оценки его профпригодности (впрочем, пока Бонд не затыкает ей рот поцелуем, она успевает немало наговорить о его непомерном эго). А вот первый настоящий удар от третьей волны феминизма супершпион получил, познакомившись со своим новым начальником — железной леди М в неподражаемом исполнении Джуди Денч. Разумеется, женщина-босс, на роль которой взяли серьезную британскую актрису прямиком с театральных подмостков, — это выстрел сразу с двух стволов по устаревшим канонам бондианы. «Вы — сексистский мизогинистский динозавр, пережиток холодной войны, чьи мальчишеские чары на меня не действуют», — с порога заявляет она. И добавляет, что у нее «вполне хватит яиц отправить его на смерть», но сделает она это не по своей прихоти, несмотря на его гусарское отношение к собственной и чужой жизни.

Как видно, по риторике его новая начальница скорее смахивает на еще одного злодея-бондоненавистника. Им даже строят небольшой конфликт, где М с ее бездушным отделом аналитиков (которых в наши дни заменили бы на нейросети) противопоставляют импульсивному Бонду, полагающемуся на интуицию. В итоге, впрочем, они сходятся на том, что в шпионаже все средства хороши, а М за несколько фильмов проникается к Бонду трудноуловимой любовью этакой токсичной и сверхтребовательной матери. 

United Artists / Халле Берри / «Умри, но не сейчас»

Другой жесточайшей пародией на классических Бонд-герл становится Ксения Онатопп из того же «Золотого глаза» в исполнении Фамке Янссен (будущая Джин Грей из классической трилогии «Люди Икс»). Фирменное распутство Бонда выглядит фантазиями школьника по сравнению с ее сексуальной агрессией, ведь во время полового акта она буквально ломает напополам своих несчастных партнеров. Герой Броснана, по обыкновению начавший с ней заигрывать, быстро отказывается отправиться с ней в постель (Коннери бы, пожалуй, не устоял) и без лишних прелюдий привязывает ее к сбитому вертолету. Но самый революционный образ роковой женщины Бонда — конечно, Электра Кинг в исполнении Софи Марсо. Вместе с Халле Берри (которая через несколько лет будет делить с Джуди Денч «Оскар»), Розамунд Пайк и, пожалуй, Мишель Йео (ведь в Гонконге она уже была вполне себе звездой) эти актрисы окончательно хоронят легенду о традиционном кастинге на роль Бонд-герл — помимо бесспорного актерского таланта они еще сумели использовать франшизу о 007 как трамплин для собственных карьер.

Metro Goldwyn Mayer / Софи Марсо / «И целого мира мало»

Сама же Электра предлагает герою новое искушение, взывая к той самой дремучей стихийности и импульсивности, которую Бонд эпохи Броснана противопоставляет новому цифровому миру. Под стать имени она сулит агенту поистине античные страсти, в которые он бы с радостью окунулся, если бы не протестантское чувство долга. Для пущей остроты их конфликт приправляют аллегорией, назвав другую пассию Бонда в исполнении простоватой Денис Ричардс — Кристмас, то есть Рождество. 

За четыре фильма все эти девушки складывают пестрый, но довольно четко очерченный канон новой Бонд-герл — сильной, бойкой и самодостаточной женщины, но при этом не отрицающей свою чувственную природу. Они снисходительно позволяют 007 завоевывать себя, потому что сами вполне не прочь провести ночь-другую в объятиях симпатяги героя Броснана, но совсем не собираются вязать ему руки серьезными отношениями и трагически гибнуть, — у них своих дел по горло.

От прожигателя жизни до мученика

Metro Goldwyn Mayer / «Умри, но не сейчас»

За всю свою долгую кинематографическую жизнь Бонд прошел тернистый путь. И символично, что к 33 годам (именно столько исполнилось франшизе, когда вышел «Золотой глаз») он начал превращаться из беспринципного прожигателя жизни с лицензией на убийство и абьюзера в чуть ли не мученика. Если правильно поднастроить оптику, то четыре фильма об агенте 007 с Броснаном складываются в довольно ладную притчу об искушении Бонда. Сорвавшийся с цепи в своем бурном развитии мир отнимает у него одну любимую игрушку за другой, предлагая взамен новые соблазны и страсти. Сначала у него бесцеремонно отбирают чувство собственной значимости и превосходства над окружающими. Многополярный мир постоянно тычет 007 носом в то, что прекрасно обходится без него. Из работника месяца Бонд превращается в своего рода пенсионера-трудоголика, который совершает подвиги не столько ради спасения планеты, сколько чтобы его не заменили на коллегу попрогрессивнее, а то и вовсе какой-нибудь навороченный калькулятор. И тут ему как раз подворачивается бывший соратник с классическим предложением девяностых — «хватит работать на дядю!» (тем более на тетю!), ведь настоящая вседозволенность теперь возможна, так сказать, на фрилансе, без привязки к рабочему месту. Как тут не призадуматься?!

К слову о том, на кого работать. Под вопросом вдруг оказывается и его мужская гордость вместе с любимым хобби — доминированием над женщинами. Единственная по-настоящему значимая для него константа — родина, ради которой он столько раз с шиком и блеском шел на смерть, — ставит его под каблук железной леди-босса, не упускающей возможности при случае указать стареющему ловеласу на его место. Вдобавок и девушки вокруг не то чтобы против переспать с ним, но как-то совсем не чувствуют себя использованными и даже получают удовольствие, а наутро собираются на работу быстрее самого Бонда. Какая уж тут самореализация?

Metro Goldwyn Mayer / «Умри, но не сейчас»

Вдобавок один малоприятный миллионер объясняет Бонду, что под угрозой его шик и класс. Ведь теперь не так важно, насколько элегантно ты отпиваешь мартини или перепрыгиваешь на лыжах вертолет. Не показали по телевизору — значит, не было, таков принцип девяностых! И пресловутая секретность агента 007 вдруг становится обузой и преградой на пути к статусу настоящей звезды эпохи MTV и брезжащего на горизонте ютьюба. В «Умри, но не сейчас» метафоры упрощают до предела и с порога начинают пытать обнаженного Броснана в цепях (куда там Крейгу, которого бьют по мошонке!). Вдобавок истязают бородатого, подобно Христу, Бонда самые его верные апостолы — безликие женщины из заставок (на пару с вполне реальной кореянкой-изуверкой). Кстати, в плен он попадает из-за предателя в собственных рядах (конечно, еще и роковой женщины). Однако самый страшный удар ждет его дома, где 007 встречают с позором и отбирают последнее, что у него есть, — честное имя и репутацию образцового агента, ведь на родине уверены, что он или сломался под пытками, или продал своих с потрохами.

Сам Броснан в интервью перед своей последней ролью Бонда говорил, что 007 пора бы убить, да и режиссер Ли Тамахори, кажется, был не против. Но семейство Брокколи не готово было пускать под нож курицу, несущую золотые яйца. Впрочем, при должной фантазии ту карусель из аллюзий на всю бондиану, которую авторы устраивают во второй половине «Умри, но не сейчас», вполне можно принять за проносящуюся перед глазами Джеймса Бонда прожитую жизнь или же метафору чистилища, которая приняла облик ледяного дворца, в котором живет его злодей-двойник.

Напоследок стоит сказать, что из всех страстей своей эпохи 007 Пирса Броснана все же вышел с гордо поднятой головой, безупречной улыбкой и, кажется, даже слегка победителем. По крайней мере, кассовым, что обеспечило франшизе еще два десятка лет спокойной жизни в новом веке. А те семь лет, что бондина провела в компании Броснана, остаются, пожалуй, самой осмысленной и вдумчивой главой в истории франшизы, в которую создатели, от сценаристов и постановщиков до артистов, не жалели вкладывать ум, сердце и талант.

Подронбности по теме

«Не время умирать»: научился ли Джеймс Бонд жить в эпоху MeToo?